Поиск на «Русском кино»
Русское кино
Нина Русланова Виктор Сухоруков Рената Литвинова Евгений Матвеев Кирилл Лавров

Обломок империи

Художественный фильм

Авторы сценария - К Виноградская, Ф. Эрмлер

Режиссер - Ф. Эрмлер

Оператор - Е. Шнейдер

Совкино (А.). 1929 г.

Морозная ночь. Около стоящего на железнодорожных путях вагона - носилки. Много носилок. На них - трупы. К одежде одного из погибших красноармеец-санитар прикрепляет записку. Ветер смешивает легкий пар человеческого дыхания с дымом паровоза Ночной мрак, быстрое мелькание слабо освещенных фигур рядом с неподвижными телами на платформе создают впечатление ирреального и вместе с тем страшного зрелища. За происходящим наблюдает стоящая в стороне женщина - станционная сторожиха. Эшелон наконец уходит, и на экране появляется надпись: "Более, сколько сапог!"

Радость при виде уцелевших сапог, когда людей нет в живых, кажется кощунственной. Но война переворачивает все представления о моральных нормах. Действительность уродлива, ненормальным в ней становится и человек.

Главный герой "Обломка, империи", унтер-офицер царской армии Филимонов, был контужен и потерял память еще во время Первой мировой войны, он отрешен от мира остальных людей. Уже много позже Гражданской войны, на одиннадцатом году советской власти, к нему возвращается память и способность мыслить. Сначала Филимонов пытается найти то, что было главным для него в прошлом, - жену и хозяина фабрики, на которой он работал. Осознав, что прошлого не вернуть, Филимонов приспосабливается к новой жизни. Герой теряет память, она возвращается к нему через некоторое время, и он видит мир иначе, чем другие, постепенно привыкавшие к новому. Этот прием помогал художникам "остранять", делать странными, необычными образы обыденной действительности. Широко распространенный в советской литературе 20-х годов прием лег и в основу сценария Катерины Виноградской и Фридриха Эрмлера, по которому был в 1929 году поставлен фильм "Обломок империи".

Режиссер Эрмлер впоследствии объяснял выбор сюжета тем, что в переломный момент истории, когда НЭП заканчивал свое существование, а партия начинала борьбу за построение социализма, хотелось показать в особом ракурсе достижения советской власти, ставшие уже привычными для тех, кто изо дня в день при этой власти жил.

Однако главным в картине оказалось отнюдь не воспевание достижений "реконструктивного периода". Недаром на обсуждении "Обломка империи" руководители кинофабрики "Совкино" упрекали авторов в том, что они не справились с трактовкой социальных проблем современности.

На роль Филимонова режиссер пригласил Федора Никитина, который до этого снялся в трех фильмах Эрмлера - "Катька - Бумажный ранет", "Дом в сугробах" и "Парижский сапожник". И вновь, как и в предыдущих картинах, выбор актера имел решающее значение в трактовке авторского замысла.

Впервые мы видим Филимонова на заваленной телами железнодорожной станции, куда его приводит станционная сторожиха, приютившая контуженого. У Филимонова - отсутствующее выражение глаз, полубезумная улыбка блркдает по лицу. Автоматически, как ребенок, послушно повторяющий жесты взрослого, он, подражая женщине, стаскивает сапоги с трупов. Один из лежащих на платформе красноармейцев оказывается живым Сторожиха и Филимонов приносят его в дом. Мучающийся от жажды красноармеец откидывает щенят от кормящей собаки и начинает сосать ее молоко. В этот момент в дверях появляется белый офицер и стреляет в собаку, решив, что тифозный красноармеец "подохнет сам". И тогда Филимонов начинает кормить красноармейца лапшой. Он вынимает ее, сбившуюся в ком, из кармана и засовывает в рот больному. А потом перебирает пальцами в его волосах. Единственные чувства, которые сохранил контуженый Филимонов, - жалость, сострадание, выражающиеся в его почти инстинктивной заботе о больном.

Следующий эпизод начинается с титра "1928 год". Это знак новой эпохи. Надпись: "Только он один ничего не видел и не помнил. Он ничего не знал даже о самом себе". Речь идет о Филимонове. Вместе с соседскими детьми он идет смотреть на прибывающий поезд и вдруг замечает в окне вагона женщину с гладкой прической. Женщина же, заприметив его, прячется за оконной рамой. Пустое окно вагона, удар в станционный колокол - и тут Филимоновым начинает! овладевать беспокойство, он чувствует какую-то, связь с этой женщиной, но не может понять какую. Из окна вылетает пачка из-под папирос Крупный план лежащей на земле пачки, на которой видна надпись "Эпоха". Филимонов подбирает пачку - она пуста. Сидящая в купе женщина крестится, поезд уходит.

В немом кино деталь всегда играла особую роль. При интеллектуальном монтаже, который применен в "Обломке империи", символический смысл отдельной детали приобретает порой двойственность: пустая пачка с надписью "Эпоха" может восприниматься как символ отставания героя от изменившейся ситуации в стране; с другой стороны, пустоту пачки, оформленной в конструктивистском стиле 20-х годов, с таким же успехом можно воспринять как знак пустоты наступившей эпохи.

Встреча на вокзале дает толчок возвращению памяти к Филимонову. Он приходит в сторожку, берет со стола колокольчик, звонит, смотрит на подобранную пачку от папирос и приоткрывает ее. Коробка пуста. Тогда Филимонов хватает пачку и начинает рвать ее зубами. За этим следуют все укорачивающиеся кадры мчащегося поезда, чередующиеся с кадрами увиденной им в окне вагона женщины в разных платьях, включая подвенечный наряд. Зрителю становится ясно, что это была жена Филимонова (актриса Людмила Семенова). Постепенно кадры-воспоминания блекнут, Филимонов вынимает изо рта пачку, открывает - она по-прежнему пуста.

Взгляд Филимонова блуждает по комнате, он видит швейную машину, начинает крутить ее ручку. Работает машина, Филимонов, наклонившись, вглядывается в механизм, строчит игловодитель, строчит пулемет, изображение игловодителя накладывается на изображение пулеметного дула, Филимонов вскакивает, опрокидывает стол со швейной машиной, катушка, разматываясь, катится по полу, конец нити остается в руке Филимонова, на него катится пулемет.

Процесс возрождения памяти, превращения "бородатого дикаря с мозгом двухлетнего ребенка", как называл своего героя Федор Никитин, в нормального человека показан в высшей степени образно, заставляя зрителя испытать то же невероятное напряжение, какое переживает в эти минуты герой. Нить, которую он держит в руках, превращается в метафору его связи с прошлым.

Взгляд Филимонова падает на Георгиевский крест, которым он был награжден во время войны. Крест вызывает новую цепь ассоциаций: возникают видения крестов на куполах церквей, на могилах, на офицерском френче. В полосе света по снегу ползет солдат. Распят на кресте Христос... в противогазе. В луче прожектора два солдата идут навстречу друг другу - немецкий и русский. Русский поднимает штык и улыбается, они встречаются, и видно, что они двойники.

Оператор Евгений Шнейдер снял этот эпизод в стиле немецкого экспрессионизма - освещение контрастно, яркий луч прожектора причудливым зигзагом разделяет кадр на две неравные части: большую, представляющую собой пустую заснеженную равнину, и меньшую, в которой медленно движутся навстречу друг другу две маленькие человеческие фигурки, ничтожные по сравнению с бескрайним пространством поля. Традиционный в советском кино показ братания на фронте во время Первой мировой войны приобретает новое осмысление в образах "двойников": немецкого и русского солдата играет тот же Никитин.

С обеих сторон - стрельба, солдаты падают в снег, над лежащим на полу в комнате сторожки Филимоновым наклоняется женщина. Надпись: "Я унтер-офицер Филимонов, где мои сапоги?"

С этого прозаического вопроса начинается та часть фильма, которая посвящена современности. Филимонов вспоминает, что у него была жена, что он жил в Петербурге. Туда он и отправляется. Первый кадр, отражающий новый облик города, - громадный памятник Ленину. Символ, вновь наделенный двойственным смыслом, ибо памятник снят со спины.

"Где Петербург?", "Куда я попал?", "Куда мне идти?" - эти вопросительные надписи одна за другой появляются на экране. Действительно, куда попал герой фильма? Кинематографисты 20-х годов любили выводить своих героев на улицу, в гущу повседневной жизни, в толпу, подчеркивая тем самым достоверность происходящего. Достаточно вспомнить натурные съемки в "Третьей Мещанской" Абрама Роома, в "Вашей знакомой" Льва Кулешова, в фильмах самого Фридриха Эрмлера. Но в "Обломке империи" город не имеет ничего общего с Ленинградом 1928 года, это не реальный, а утопический образ, созданный художником Евгением Енеем: бетонные небоскребы, среди которых мечется в растерянности Филимонов, снятые снизу, подавляют своими размерами, холодным блеском многочисленных окон, громоздкими перекрытиями. Здесь неуютно, нет места человеку.

В адресном бюро Филимонову сообщают, что место жительства его жены неизвестно. Тогда он идет к хозяину фабрики, на которой работал ДО Первой мировой войны. На двери квартиры еще сохранилась табличка - "Фридрих Эдуардович Клейпфер". Здесь иной мир - мир прошлого с массивной, прочной мебелью, ширмами, овальным зеркалом, в котором отражается обмирающая от восторга жена хозяина, услышавшая, как Филимонов обратился к ее мужу: "К вашей милости, барин". И сам барин, обрюзгший, в халате, не понимающий, о чем просит его этот странный человек, бросившийся перед ним на колени и поцеловавший его руку.

В роли хозяина снимался Вячеслав Висков-ский, известный режиссер русского дореволюционного кино. Приглашение Висковского на эту роль имело особое значение для Эрмлера: "бывший" кинематографист как нельзя более подходил для исполнения "бывшего" хозяина; кроме того, Висковский славился в дореволюционном кино как режиссер, способный передать все нюансы психологического состояния своих персонажей и отличавшийся тонким вкусом. Благодаря его участию эпизод, который должен был восприниматься как "обличительный", приобрел совершенно иное звучание: растроганный поведением Филимонова, закрывающий рукой глаза, полные слез, хозяин невольно вызывает жалость и сочувствие у зрителей. Уходя, Филимонов видит отражение в зеркале - хозяина и его жены, которые, обнявшись, пытаются утешить друг друга.

С запиской от хозяина Филимонов приходит на фабрику, где в это время в фабкоме некий культработник читает лекцию о новом быте. Перед бюстом Ленина Филимонов снимает шапку, и этот жест тоже прочитывается как символический: герой кланяется новому богу, заменившему отсутствующие иконы. Встреча с Яковом (в этой роли снимался актер Яков Гудкин), тем самым больным красноармейцем, которого когда-то спас в станционной сторожке Филимонов, определяет дальнейшую судьбу бывшего унтер-офицера: он становится рабочим на ткацкой фабрике, принадлежащей теперь народу.

Сначала Филимонов никак не может понять, на кого он работает. Он боится директорши, комиссии по охране труда, над ним смеются окружающие, и внутреннее напряжение героя прорывается в его безумном крике: "Хозяин кто?!"

В ответ на этот вопрос один из рабочих поднимает руку, и на экране появляется надпись: "Вот кто". И дальше следует монтаж в стиле фильмов 20-х годов: руки рабочих, руки доярок, руки телефонисток, руки упаковщицы, рука переводит стрелки, рука солдата держит винтовку. Ответ на вопрос Филимонова превращается в понятие, которое режиссер формирует по законам монтажного кинематографа.

Однако для Эрмлера, блестяще владевшего техникой монтажа, гораздо интереснее были те сцены, в которых через актеров раскрывалось психологическое состояние его героев. Поэтому, как бы хорошо ни был построен эпизод, получивший название "Хозяин кто?", больше запоминаются "глаза Христа", которыми смотрит на мир бывший унтер-офицер Филимонов в исполнении Федора Никитина.

Филимонов долго разыскивает и наконец находит свою бывшую жену Наташу. Она считала Филимонова погибшим и вышла замуж вторично - за того самого культработника (его играет Валерий Соловцов), который читал на фабрике лекцию о новом быте. А в семье, как выяснилось, ведет себя как заурядный домашний тиран - придирается к жене по мелочам, устраивает ей скандалы. На экране показан дом преуспевающего советского обывателя: многочисленные фарфоровые статуэтки, лампа с абажуром, освещающая обеденный стол, за которым восседает новый муж Наташи, закрывшийся от нее журналом "Культура и революция".

"Пойдем отсюда, Наташа", - зовет жену Филимонов. Она смотрит на него нерешительно, качает головой - пути назад уже нет. "Эх, вы, обломки империи", - произносит на прощание Филимонов. И рке в коридоре добавляет, поворачиваясь лицом к зрителям фильма: "Вот и все. Нет, не все. Сколько у нас еще работы, товарищи".

Несмотря на оптимистический тон последнего титра, финал заставляет задуматься - кто же, собственно, "обломок империи"? Почему не смогла уйти от нелюбимого мужа Наталья? Что произошло с ней за десять лет новой жизни, что могло ее так изменить?

"Обломок империи" стал последней картиной, в которой сотрудничали Фридрих Эрмлер и Федор Никитин. Далее их пути разошлись - в кинематографе 30-х годов не было места героям, подобным интеллигенту Вадьке Завражину из фильма "Катька - Бумажный ранет" или унтер-офицеру Филимонову. Чистые, доверчивые и беззащитные, они должны были исчезнуть с экрана. В известном смысле фильм Эрмлера завершил эпоху кинематографа 20-х годов с его образностью киноязыка, монтажными исканиями, психологизмом актерской игры.

Екатерина Хохлова



Русское кино




Сергей Бодров-младший Алексей Жарков Екатерина Васильева Сергей Бондарчук Людмила гурченко  
 
 
 
©2006-2024 «Русское кино»
Яндекс.Метрика