Судьба человека

Художественный фильм

Авторы сценария - Ю. Лукин, Ф. Шахмагонов

Режиссер - С. Бондарчук

Оператор - В. Монахов

Мосфильм. 1959 г.

Рассказ Михаила Шолохова "Судьба человека" был опубликован в двух номерах "Правды" от 31 декабря 1956 года и 1 января следующего -1957 года. Желание его экранизировать сразу же стало для Сергея Бондарчука больше чем мечтой - "целью жизни". "Поначалу у него (Шолохова. - М. К.) было недоверие ко мне - человеку городскому: "смогу ли влезть в шкуру" Андрея Соколова, характера, увиденного в самой сердцевине народной жизни? - вспоминал Сергей Федорович. - Он долго рассматривал мои руки и сказал: "У Соколова руки-то другие..." Позже, уже находясь со съемочной группой в станице, я, одетый в костюм Соколова, постучался в калитку шолоховского дома. Он не сразу узнал меня. А когда узнал, улыбнулся и про руки больше не говорил".

Фильм режиссера-дебютанта стал легендой советского кино. Народное признание совпало с официальным, несмотря на то что герой фильма - человек, побывавший в плену, и в картине не выражена коммунистическая идеология. Даже у самых ярых неприятелей последующих фильмов Бондарчука "Судьба человека" отложилась в сознании как бесспорная удача - и режиссерская, и актерская (Бондарчук сыграл в своем фильме главную роль).

Но в непоколебимой репутации произведения такого художественного уровня есть нечто трагическое. Фильм "заболтали", вокруг него вырос частокол хвалебных статей и исследований, которые, обозначив (и совершенно справедливо) главного героя - Андрея Соколова - "несломленным народным характером", отметив его "душевную чуткость, самоотверженность, совестливость", загнали картину в хрестоматийную резервацию. Общие слова обесценили эстетическую значимость фильма.

Лев Толстой и Михаил Шолохов были для Бондарчука духовными учителями. Им он поклонялся, их произведения экранизировал. Через пятнадцать лет после "Судьбы человека" режиссер вновь обратится к творчеству Шолохова - снимет фильм по роману писателя "Они сражались за Родину". Последние годы жизни Сергей Бондарчук отдал многосерийной экранизации "Тихого Дона".

Почти во всех своих произведениях Шолохов очень сурово проверяет человека на прочность. И в военном кинематографе, пожалуй, нет больше такого героя, как Андрей Соколов, который хлебнул бы "горюшка по ноздри и выше", на которого обрушилось бы столько бед и несчастий. Герой как будто стоит под нескончаемым камнепадом - глыбы, булыжники мечет судьба в Андрея, бьет без единого промаха в сердце человека. Муки унизительного плена; ужасы фашистского концлагеря; гибель жены и дочерей; воронка, яма, заполненная водой, - все, что осталось от дома и семьи. Сын Анатолий погибает в последний день войны.

Судьба главного героя - обобщенная судьба народа, прошедшего все круги ада войны, выстрадавшего победу над фашизмом. В испытаниях, выпавших на долю Андрея Соколова, собраны воедино все беды и несчастья, обрушившиеся на советских людей. Не во имя стилистической гладкописи рассказ и фильм назван не "Судьбой Андрея Соколова", а "Судьбой человека"...

..Ранняя весна в донской степи. К парому идут пожилой мужчина в ватнике и маленький мальчик. У парома - еще один путник. Присели рядышком, затянулись самокрутками. Не обыденный разговор завязался - историю своей жизни поведал случайному знакомому Андрей

Соколов, большой седой человек с глазами, "словно присыпанными пеплом". А в голосе, в неповторимой интонации актера столько же искренности, сколько и смертной тоски.

"Поначалу жизнь моя была обыкновенная" - вспоминает Соколов. Воевал он в Гражданскую в Красной Армии, остался сиротой. А потом встретил желанную, единственную, хрупкую, словно из солнечных лучиков сотканную Иринку (Зинаида Кириенко).

Семнадцать лет прошли как один день, как несколько куплетов песни, которая останется символом той счастливой и почти безоблачной (или казалось так?) довоенной жизни: "Проводи меня домой полем небороненым. Дроля мой, дро ля мой, на сердце уроненный". В песне, как будто незамысловатой, бесхитростной, есть жгучая пронзительность, невысказанное предчувствие трагедии. Внутренним ухом слышит ее Соколов перед своим, в чем он уверен, смертным часом.

"Простой человек" Андрей Соколов оказывается вовсе не однолинейным характером: героизм русского солдата складывается не только из бесстрашных поступков, но и из тяглового терпения, гордости, обостренного чувства справедливости. Сюжет наполняется глубочайшими психологическими обертонами. Взгляд авторов фильма то сливается со взглядом героя, то отстраняется от него, добавляя свою собственную художническую зоркость и проницательность, свою образную глубину.

Рухнула довоенная жизнь, которая видится Соколову яркой, солнечной. В мертвенно-холодной, размыто-серой, сумрачной тональности снят оператором Владимиром Монаховым эпизод в храме, превращенном фашистами в барак для военнопленных. Мир боли и страданий: верующего человека, для которого кощунственно справлять нужду в церкви, отчаянно колотящего кулаками в дверь, прошивает автоматная очередь. Добряк Соколов своими руками душит предателя, который грозится поутру сдать немцам своего командира-коммуниста. Исполняет приговор без сомнений и терзаний, потому что это не убийство, а казнь преступника.

В эпизоде неудавшегося побега Соколова из плена, после отчаянной гонки в лесу, наступают минуты тишины. Спасение? Герой откидывается на спину посреди неубранного поля, вглядываясь в высокое небо (образ, всегда волновавший режиссера безмерной тайной). А камера поднимается все выше... Рожденный для естественной жизни человек посреди природы - дитя ее и ча стица. Через минуту тишина взорвется лаем немецких овчарок. Оскаленные пасти, волчьи зубы, рвущие плоть...

Фашистский концлагерь - образ земного ада. Он страшен и муками обреченных людей, и своим дьявольским порядком, и холодным геометризмом изображения. Сортировка вновь прибывшего эшелона узников: евреев отдельно, стариков и женщин - отдельно, детей отнимают у матерей. Строят в три аккуратные ровные колонны. Дымит труба крематория. Люди входят в пылающий зев печи, а выходят оттуда черным вязким дымом, который душит физически, забивает горло, разъедает глаза. Отнято все, даже небо. Оно втиснуто в квадраты колючей проволоки. Кадры, ставшие классикой мирового кино, так же как и эпизод в комендатуре концлагеря. Вызов к коменданту Мюллеру (Юрий Аверин) среди ночи означает для Соколова неминуемую гибель. Роскошное застолье, от запаха давно забытой еды у истощенного Андрея после лагерной баланды кружится голова. Начальство лагеря празднует выход "доблестной германской армии" к Волге. Напыщенный комендант предлагает пленному выпить за победу немецкого оружия, после чего Мюллер окажет ему "великую честь" - лично расстреляет этого могучего славянина "Русс-Ивана".

Слышит в ответ на предложение гордое: "Благодарствую за угощение, но я непьющий". Стерпеть муки Соколов может, но такое унижение - глаза в глаза - нет. Хоть и знает, что ответ его равносилен смертному приговору. И в том ответе абсолютно русское отношение к неизбежной смерти "на миру": отчаянно-бесшабашное, лихое. Расхохотаться в рыло "безносой", плюнуть в пустые глазницы: "Умирать - так с музыкой!", "Двум смертям не бывать, а одной не миновать!", "Страхов много, а смерть одна!".

"В таком случае, - продолжает игру Мюллер, - выпей за свою погибель". - "За свою погибель и избавление от мук я выпью", - отвечает Соколов. Выпил, но к еде не притронулся: "Я после первого стакана не закусываю".

Отчего ответ Андрея Соколова, троекратно повторенный с достоинством человека., каким-то невероятным усилием духа сумевшим не опьянеть после третьего стакана водки, не превратиться в скота (яркого представителя "неполноценной расы"), не упасть в корчах к ногам Мюллера, - заставляет нас расправлять плечи и бледнеть от гордости? Словно в генной памяти оживает стойкость именитых и безымянных предков, пахавших нашу землю, сражающихся за Россию, погибающих за нее. "И как сильно бьется русское сердце при слове отечество!"

Моральная победа Андрея Соколова безусловна, он выигрывает свой Сталинград. Мюллер отпускает пленного в барак. "И на этот раз смерть мимо меня прошла, только холодком от нее потянуло..."

Сколько может выдержать человек, где тот предел страданий, за которым бездна, удавка безысходного отчаяния, непрекращающийся диалог с мертвыми?

Есть ли исход для бывшего солдата, "своротившего Германии скулу набок", победившего в войне, но потерявшего все, что составляло смысл существования: любимую жену, детей, дом? Выдержит ли Соколов, или потихоньку угаснет свечечка его жизни в тягостных воспоминаниях о былом?

Жить в родном городе Соколов не может, уезжает в донской городок, работает шофером. Там возле чайной увидел он маленького, копошащегося в пыли, худенького (отцветающий одуванчик на тонкой ножке) оборвыша, сироту Ванюшку. Нежданно-негаданно повстречал человечка, которому еще хуже, чем ему: кормящегося объедками, бездомного, никому не нужного. Сгинет Ванюшка - никто и не заметит. Был ли, не был ли?..

Просыпается в Соколове отцовское чувство, появляется смысл жизни: пожалеть сирого, обогреть замерзшее сердечко и почувствовать, что есть на свете существо, которому ты необходим. Есть ручонки-стебельки, обхватившие твою шею, прильнувшее к тебе невесомое тельце, забившееся в слезах и крике: "Папка! Родненький!"

Режиссер закольцовывает композицию, возвращает нас к переправе. Пепел не исчез из глаз Соколова, следы страданий навеки впечатаны в его облик.

В финале нет "всепобеждающей воли к жизни", пробудившейся в Андрее Соколове, но непреложны долг и ответственность перед Ванюшкой, цепляющимся за его ватник. И ничего не боится бывалый солдат, кроме как "помереть во сне и напугать своего сынишку...".

Марина Кузнецова

Русское кино