Охота на лис

Художественный фильм

Автор сценария - А. Миндадзе

Режиссер - В. Абдрашитов

Оператор - Ю. Невский

Мосфильм. 1980 г.

..Маленький провинциальный городок. Здесь живет и трудится Виктор Белов. Живет с женой и сыном. Обставляет недавно полученную квартиру. Работает Виктор хорошо - его фото красуется на заводской Доске почета Есть у него и хобби - "охота на лис". Поиски объекта по излучаемым им сигналам в данном случае не только праздная игра, но и проявитель характера играющего - его сметки, быстроты и точности реакций.

Проявитель непростой. Нелегкий для расшифровки и многозначный по социально-историческому и нравственному смыслу. Автор сценария "Охоты на лис" Александр Миндадзе, режиссер Вадим Абдрашитов и артист Владимир Гостюхин, что называется, нашли друг друга в трактовке роли, в понимании связи Виктора Белова и всего сюжета фильма со временем.

Фильм был выпущен на экраны страны в конце 1980 года. Чиновники выбрали именно это время не случайно: граждане Страны Советов начинали предновогоднюю вахту у магазинных прилавков в надежде приобрести что-либо к праздничному столу. Походы в кино сокращались. Тогда-то и включали в репертуар кинотеатров такие картины, которые выпустить нужно, а показать народу нежелательно.

"Охота на лис" фигурировала в столичном репертуаре до Нового года. В первых числах января исчезла. Никаких запретов, никаких гонений. Когда через семь лет начнется "полочный бум", никому не придет в голову снова выпускать ее на экран.

...Тишину городского парка прорезает свет фар патрульной машины. Блюстители порядка разыскивают двух хулиганов, только что избивших возвращавшегося домой Виктора Белова. Сам он с перебинтованной головой - тоже здесь: должен опознать злодеев. И опознает одного из них. Обняв подружку, сидит Вовик Беликов на спинке парковой скамьи и жмурится от слепящего света. Вскоре был найден и второй негодник, Стрижак (Дмитрий Харатьян). Потом состоялся суд, который приговорил первого к двум годам лишения свободы. А второго отпустил с миром: мама наняла адвоката, и тот повел процесс так, что Стрижака, бывшего членом комитета комсомола, выпускавшего "молнии", просто преступно было бы отправить в колонию. Там место Беликову, который и до этого дрался в кинотеатре, исключался из ПТУ, имел приводы в милицию, а сейчас, на суде, ведет себя как бы даже с вызовом, отвечает на вопросы с видом человека, для которого все решено и происходящее представляется утомительной затяжкой известной развязки.

С этого приговора все и начинается. После его оглашения Белов подходит к адвокату Стрижака: "А ведь этот ваш... подзащитный... он меня ногами. <...> Что же вы его выгораживаете?" - "Я не выгораживаю. Я защищаю. Работа такая". - "Хорошенькая работа. Одного, значит, топите, другого выгораживаете... ну-ну".

Так открывается святая святых авторского замысла. Ведь третья лента знаменитого сценарно-режиссерского тандема повествует прежде всего и главным образом о столкновении носителя рабочего сознания, сохранившего некие изначальные основы человеческой нравственности, со сводом правил и законов, по которым, оказывается, живут многие. И наш герой живет по этим правилам, не задумываясь о них. Думать начинает, когда они затронут размеренность существования. Не случайно эпизод в суде монтажно соединен со сценой, в которой Виктор предается своему любимому занятию.

Место, откуда на этот раз идет сигнал для "охотника на лис", выбрано символическое - церковь. Ситуация безбожия, предельно осложняющая и без того тяжкие поиски нравственного ориентира, ничуть Абдрашитовым не педалируется. Она лишь четко и тактично заявлена. Причем сделано это задолго до того, как "маковки церквей и святых монастырей" заблистали едва ли не в каждом российском фильме, самим появлением своим долженствуя убеждать зрителя, что бездарные создатели картин хороши уже тем, что приобщают массы к ставшей модной религии. Режиссер "Охоты на лис" не заостряет на этом внимание еще и потому, что его Виктору Белову предстоит пройти немалый путь познания христианских истин. Гарантией того, что будет так, является выдающийся русский актер Владимир Гостюхин, играющий Белова. Невозможно забыть лицо этого человека, возвращающегося в город с тренировки. На этом лице - выражение какого-то бычьего упрямства и одновременно неуверенности.

...Белов - Гостюхин потерял сигнал. Ищет его. Не может найти. Нашел. Но обычной радости нет. Настраивая антенну на поиски неведомой "лисы", гостюхинский Белов не понимает, нет - чувствует, что в нем самом происходит своеобразная настройка. Он должен что-то найти, что-то понять. Еще не осознает - что. Но уже чувствует - должен.

Виктор не знает, что делать с овладевшими им смутными ощущениями. Пытается то ли усовестить, то ли принародно обличить встреченного в кинотеатре Стрижака, При разговоре с приятелями произносит классическое: "Я бы их всех... из автомата". А на рыбалке, беседуя с крестным, ухмыляется в ответ на традиционные призывы к истреблению столь непонятной молодежи. Ухмыляется не только потому, что знает ни в кого дядя Коля, да и он сам стрелять бы не стали. Но и потому, что, до предела озлобленный, твердо решает - от крестного поедет не домой, а в совхоз Лубенцы, возле которого находится колония, где "шьет варежки" Вовик Беликов.

Но Вовик не помог Белову разобраться в себе. Отверг протянутую руку. И все же, захлебываясь бессильем, Виктор Белов знает, чувствует - поедет в колонию снова.

А на следующий день, отправившись с сыном Валериком покупать книги для внеклассного чтения, с невероятным удивлением Белов обнаружит вдруг, что даже такое, казалось, простое и ясное дело, как воспитание подрастающего поколения, не представляется уже легким и привычным. Интересы собственного маленького сына становятся чем-то пугающе непонятным.

Ранним следующим утром, оседлав мотоникл, Виктор вновь отправится в Лубенцы. А там выяснится, что Вовик ничего не брал на себя, но не устоял перед просьбами Стрижаковой мамы. "Я ж тебя первый ударил. Вот этой самой рукой, левой. ..А я думаю, что он ко мне привязался. Ездит и ездит, а он выясняет, кто глаз подбил. Какая разница!" Не успокоение принес желаемый разговор с Беликовым, а новую сумятицу. Белов объяснял себе свои действия борьбой за справедливость: парень помещен в колонию зря. Виктор ездит к нему как пострадавший к пострадавшему. Ан нет! Вовик себя таковым не считает... И вновь, благодаря мастерству Гостюхина, мы понимаем: признание Беликова - это именно то, что Белов и хотел услышать. Дабы подтвердилось неясное ощущаемое: причина, по которой, как он себя убеждал, совершались визиты в Лубенцы, - надуманная. Именно сейчас Виктор осознал это.

И опять оказался в тумане неясности. Чтобы выйти из неловкого положения, предложил показать прием, которым он мог бы свалить с ног и Беликова, и Стрижака. А после отказа согласился на контрпредложение - поспать. И пока эти двое спят, возникает эпизод, который сопровождающая его странно-тревожная, как бы на одной ноте звучащая музыка Эдуарда Артемьева делает в структуре фильма также неким подобием сновидения.

Между тем это вполне обычная сценка из жизни колонистов. Игра в волейбол. Снято в настоящей колонии. Лица, на которых, панорамируя, задерживается камера Юрия Невского, подлинные Форма на тех, кто играет, и на тех, кто смотрит за игрой, одинаковая. Черные телогрейки, такого же цвета штаны, кирзовые сапоги. Головы обриты. Глаза... Есть что-то одинаковое и в их выражении. Но это какая-то парадоксальная одинаковость разности. Той разности, которая лишь в выражении глаз и может проявиться. Общность страдания. В одних глазах - явного, в других - неощущаемого. Но все равно - сущего.

Длина этого эпизода в картине - пятьдесят девять метров. Но в композиции фильма эта сцена станет переломной. После нее в более быстром темпе потечет повествование о человеке, считавшем своего обидчика представителем иного мира, отличного от того, в котором живет он сам. Теперь рке ничто не затормозит процесс осознания Виктором того факта, что все они живут в одном мире. Когда, проснувшись в комнате свиданий и как бы вспомнив вдруг, с каким намерением он сюда прибыл, Виктор приступает к "шефству над трудным подростком", Владимир Гостюхин произносит "монолог положительного персонажа" как-то неуверенно, словно ожидая подвоха со стороны слушателя. И звучит эта речь за кадром. Видим мы лицо Беликова, которое как-то сострадательно подобрело. Он слушает Виктора с едва уловимым выражением жалости. Но просит не уезжать обидевшегося "наставника" - так хочется отдохнуть все восемь часов... Однако когда Виктор добьется досрочного освобождения Вовика, тот отправится не на званый ркин в дом благодетеля, а в привокзальный ресторан со Стрижаком и компанией, где "младший брат" подойдет к "старшему", демонстративно усевшемуся за соседний столик: "Ну вот, Вить, давай мы за тебя. Давай. Ну, я тебе по гроб жизни... ну и всякое такое. И забыто! Ты не думай, где был - туда больше не попаду, хватит! Вон Лешка механиком в такси и в полном порядке. Я тоже рке договорился. А что? Дураков нет, правильно?.. Ты ж меня воспитал, так? Все будет в норме, Вить, как у людей. Глядишь... женюсь. Дети... охота на лис, а? Что тебе не нравится?" "Все нравится", - ответит Виктор, как когда-то Вовик отвечал на его воспитательные речи. И подсядет к веселой компании, которая из ресторана пойдет в парк, где на той же самой тропе Виктор Белов поставит точку в приключившейся истории, в кровь избив Владимира Беликова.

Он избил его потому, что не сможет теперь жить той жизнью, размеренность которой обрисовывал в колонии и которой, как: сейчас, цитируя учителя, сказал ученик, - собирается жить он. Виктор бьет потому, что, наконец, понял причину своих душевных метаний. Понял эту странность, эти визиты в колонию, настойчивые поиски контакта. Понял, что "эти малолетние", которых надо или "из автомата", или "в тундру", не инопланетяне. Сам Виктор Белов и его товарищи были точно такими же десять лет назад. ("Почище тебя был. Армии спасибо. Там мне мозги вправили".) Виктору - в армии, Владимиру - в колонии...

Жизнь, мир, среда обитания у них общие. Перед ними и миллионами им подобных лишь один путь - превращение Владимира Беликова в Виктора Белова. Уютная тишь провинциального городка, где ресторан - и тот привокзальный, где от ворот фабрики с портретами передовиков производства недалеко до отделения милиции с картотекой на городских хулиганов... Вот за это бьет Виктор Вовика. Бьет глупо, незаслуженно, от бессилья. Бьет его, понимая, что наносит удары по себе. И от этого бьет еще сильнее.

Киноначальство 80-х годов повелело вырезать сцену этого избиения из окончательного варианта картины. Разрушилась композиция ленты. Затруднилось восприятие фильма зрителем. Рассказ, который с самого начала велся открыто, завершится финальной метафорой, разгадать которую будет дано не всем... И конечно, не на массового зрителя, но на интеллигентного финал прокатного варианта "Охоты на лис" производил сильнейшее впечатление.

...В городке проводятся глобальные по его масштабам спортивные соревнования. В холодный, дождливый день на реке стартуют спортсмены на байдарках. На берегу берут старт бегуны. Ревут мотоциклы на треке. С пролетающего самолета сыплются на землю листовки. Играет духовой оркестр... Здесь же, в группе "охотников на лис", наш герой. Среди болельщиков - Беликов с подругой (а может быть, рке и женой?), Стрижак.

Взяв старт, Виктор привычно настраивает антенну в сторону сигнала. Он бежит по асфальтированной дорожке лесопарка. Камера следует за ним. И вдруг, как бы удивившись происшедшему, отстает от замедлившего бег спортсмена, Виктор останавливается. Опускает антенну. Несколько секунд стоит на месте. Потом круто поворачивается, сходит с дистанции и углубляется в чащу. Камера поднимается все выше и выше... Один человек, повернувшись в сторону от предназначенного ему пути, становится все меньше, пока шумящие кроны деревьев не скроют его от наших глаз.

В этом удалении - исток нового поворота на сложнейшем пути. Нельзя сказать, что Виктор понял все. Но догадался о многом. Гостюхинский Белов начинает осознавать, что время игры прошло. На поисках "лисы", подающей радиосигналы, можно стать умелым поисковиком, хорошим бегуном А Белову, обретающему черты нравственной личности, теперь и многое иное требуется - не только привычный "досуг" на лесных тропинках, но поиск судьбы и смысла жизни.

Обо всем этом впрямую не сказано. Но, как бывает у Абдрашитова - Миндадзе, подтексты обозначены, и они откроются ищущему уму.

Сергей Лаврентьев

Русское кино