Поиск на «Русском кино»
Русское кино
Нина Русланова Виктор Сухоруков Рената Литвинова Евгений Матвеев Кирилл Лавров

Алексей Петренко. Творческая биография

Алексей Петренко
Алексей Петренко
Алексей Петренко
Алексей Петренко
Алексей Петренко

Мощный, мрачный, зловещий - таким Алексей Петренко предстает в картине Юрия Грымова "Коллекционер", где играет странного жутковатого старика. Каждый кадр ленты удивительно красив, изыскан, наполнен множеством предметов, составляющих необычную "икебану", и представляет собой, по сути, отдельное произведение искусства (при этом, на мой взгляд, не складываясь в целостную картину и оставаясь достаточно эклектичным набором "красивостей"). Исполнителю же главной роли режиссер, похоже, не дал четкого задания, сверхзадачи, и актер был обречен оставаться выразительной, но загадочной деталью в большом "натюрморте".

Но Петренко сам что-то нафантазировал себе и играл свое, стоящее несколько в стороне от общего замысла постановщика. И только артист знал, наверное, что это за странный коллекционер, собирающий и расставляющий по ячейкам все на свете - от бабочек до запахов, от экзотических растений до предметов сантехники. То ли это Бог, то ли Дьявол, то ли все в чистилище происходит, то ли - в метафорическом пространстве. Этот небритый старец в ермолке и затасканной накидке, делающей его похожим на старую сгорбленную птицу, может прощать и наказывать, опутывать своими крепкими невидимыми путами или с брезгливостью и раздражением отпустить свою потенциальную жертву. Зачем ему все богатство, которое накопил этот Скупой рыцарь, Гарпагон, Плюшкин наших дней? Старик и сам, может быть, того не знает. Но страсть к накопительству, собирательству, каталогизированию всего и вся доходит в нем до патологии, до безумной страсти, до алчности.

Трем молодым людям, попавшим в его дом, уготована участь стать экспонатами коллекции Старика. Актер создает образ абстрактного зла и в то же время - играет конкретного человека с его страстями, страхами, амбициями. И этот Старик запоминается своей недюжинностью, особостью...

"Если "Му-му", моя первая большая картина, была об одиночестве, то "Коллекционер" посвящен страху перед жизнью, - говорил Грымов во время съемок "Коллекционера". - Молодым героям Старик предлагает оживить свою коллекцию, ему нужны эмоции, и он искушает этих ребят. Здесь перемешается все - грех, страх, соблазны, пороки. Хочу, чтобы это кино было интимное, неханжеское, оно о том, что у меня болит".

Возможно, дзен-буддист и плейбой Грымов даже Алексею Петренко не признался в том, что же у него все-таки болит, а просто заставлял исполнителя выполнять формальные задачи, надеясь, что от созерцания этого вырастет некий смысл, появится второй план, интересный и глубокий подтекст. Петренко в кадре действительно производит сильное впечатление, превращая своего героя в образ вселенского зла, страшноватой загадки бытия. Но из этой метафоры не вылупляется человек с его понятными мотивами, житейской историей, судьбой. Все загадки и "прибам-басы" режиссера были ему несколько чужды, хотя он искренне восхищался выстроенной в павильоне красивой, изысканной, совершенно необычной декорацией, наполненной невообразимыми предметами, и говорил, что достаточно просто снять на пленку этот павильон, чтобы на экране было интересно. Однако, когда на съемочную площадку привезли белых дикобразов, стреляющих иголками, Алексей Васильевич наотрез отказался выходить, пока их не уберут и его не обезопасят.

"Мне нарастили длиннющие ногти, - жаловался Петренко, - и весь съемочный период я даже не мог в носу поковырять. А ногти эти видно лишь в одном кадре, где я ими бабочку раздираю. К тому же меня снимали все время сзади. ("Самое лучшее у Алексея Васильевича - это спина и затылок, поэтому я его снимал в основном со спины!" - подтверждал Грымов.) Но работа была интересной. Я на закате карьеры, много переиграл, и вдруг мне подарили что-то новенькое. Это не то, к чему мы привыкли, но явно не грязное кино, живое".

Грымов предполагал в период съемок "Коллекционера", что пресса все равно его потом обругает. И эпиграфом фильма сделал фразу "Жизнь прекрасна, потому что несправедлива". При этом еще в период монтажа заявлял, что не знает, чем закончится лента, и что картина сама диктует логику развития событий... "Я, если честно, даже сам не знаю, кто таков наш Старик. Буду благодарен, если вы мне скажете, кто он", - помню, сказал он журналистам. Но шестидесятидвухлетний Алексей Петренко ухитрился благодаря своему таланту выразительно сыграть и это "нечто", сделав его то добрым и трогательным, то устрашающим и роковым. Артист подтвердил этой работой, что ему по плечу самые сложные, неожиданные и даже не очень ясно поставленные задачи. Он их решает с помощью лишь ему известных формул.

...Первый крик родившегося на глухом украинском хуторе Чемер Алеши Петренко раздался в конце марта. Но так сложилось, что в его паспорте стоит "анекдотическая" дата 1 апреля. В этот день отец будущей знаменитости наконец добрался до ближайшего сельсовета с новостью о прибавлении в семействе. Но родившихся детей полагается регистрировать немедленно, и напуганный родитель соврал, что сын появился на свет только сегодня.

Как-то раз его спросили - испытывает ли он жажду жизни. "Многое пробовал, - ответил Петренко. - А жажда, да, есть, как и нормальная жажда у путника бывает. Так как я путник в этом мире, оттого и жажда".

Лучше всего о его жизни рассказывает его трудовая книжка. Записи в ней сделаны в разное время. Вот, например, слесарь, матрос, молотобоец и, наконец, после учебы в вузе - актер. Два раза ездил в Киев в театральный поступать и оба раза возвращался несолоно хлебавши. Всегда это было одинаково: отец давал ему денег на дорогу, но Леша не говорил, куда едет поступать. Почему? Потому что отец тогда бы вряд ли субсидировал его поездки.

Возвращался из Киева и шел работать. Сидеть на шее родителей для него всегда было непонятной "роскошью". Хотя работать стал намного раньше, еще учась в школе: пас коров - был пастухом, как многие люди моего поколения.

Сейчас в этом видят романтику, а тогда просто была необходимость в работе.

"Я работал среди кузнецов, - рассказывает Алексей Васильевич. - В большинстве это народ очень серьезный, интересный. Я преклоняюсь перед этими людьми, они дали мне не меньше, чем мои коллеги-актеры. Многим и, может быть, самым лучшим обязан я Морозову, Зубковскому, Ива-щенко и другим людям, которых встретил среди кузнецов".

В жизни он такой же выразительный человек, как и на сцене. Есть люди, на которых нельзя не обратить внимания, даже если они молчат. Смотрит серьезно, сосредоточенно. У него мускулистые руки, крепкое тело. И легко представить, как он "играл" кувалдой. В глазах то спокойное пристальное выражение, которое бывает у людей, работающих с горячим металлом. Там не посуетишься, там всякое движение должно быть рассчитано, потому что, как говорит Петренко, по горячему два раза не ударишь.

"Я работал в музее кузнечного искусства в Салтыковке, - рассказывает Петренко. - Кузнец вообще самый главный. Как вы помните, черта мог только один взять - это кузнец Вакула. Гоголь Николай Васильевич. Там все прописано. Одолеть черта может только кузнец. Значит, все должны стать кузнецами..."

"Такой уж он человек, - говорит про Алексея Петренко кинорежиссер Владимир Мотыль, в фильме которого "Неожиданное пари" актер играл мецената-искусителя. - И ведь замечательно, что не ювелиром или часовым мастером хотел стать. Не бухгалтером, а молотобойцем, потому что там вполсилы нельзя. И каждый раз, репетируя, поражаешься его взрывной силе, энергии. Как сконцентрированная энергия лазера, вырывается из него мощная, захлестывающая все вокруг сила. Но при одном условии: если он поверит в то, что все происходящее вокруг всерьез. Ему надо создать атмосферу той действительности, в которой он будет играть. Остальное он сделает сам, и сделает великолепно".

...В третий раз Алексей поехал поступать уже в Харьков, и тут повезло. "Я говорю "повезло" всякий раз, когда вспоминаю встречу с хорошим, настоящим человеком, даже если он мне и не смог помочь, - комментирует Алексей Васильевич. - Скажем, не было нужды в такой помощи. Даже если я ему помог, мне тоже повезло. В Харькове я встретил известного театрального деятеля Трофима Карповича Ольховского. Он послушал меня и говорит: "Иди к Марье Андревне - нашей библиотекарше - и попроси у нее стихи. Она знает, что тебе дать. Выучи за ночь, завтра приходи ко мне". Я так и поступил. Выучил, рассказал. Он послушал и повел меня к экзаменаторам и сказал им: "Що хочте робыте, а щоб цей хлопчик у меня був. Я хочу его вчыты..."

Учился Петренко на курсе народного артиста Марьяненко. Говорит о своем учителе с благоговением и признательностью. Вообще чувство благодарности, почти детское, очень развито в Алексее Васильевиче.

Говорят, нет маленьких ролей, есть маленькие актеры. Справедливость этой формулировки Станиславского Алексей Петренко доказал. Окончив Харьковский театральный институт, он начал работать в театрах Запорожья и Жданова. "Сначала я служил в одном театре, - рассказывает Алексей Васильевич о начале своего творческого пути. - Мне давали маленькую палочку-рольку и говорили: неси, это очень важно. И я нес. Здоровый мужик, я нес эту рольку маленькую бережно, нормально, с совестью и все такое. А мог нести мешок огромный с камнями. Такой тяжести мог нести работу. Но ее не было. Поэтому свободная энергия использовалась в чем-то другом. Иначе можно было взорваться".

А потом ему повезло еще раз - встретил режиссера ленинградского Театра имени Ленсовета Игоря Владимирова и тот пригласил его работать к себе, дав для начала роль Солдата в сказке "Солдат и змея". Судя по невероятно смешному простаку слуге Бьенделло, сыгранному Алексеем Петренко в "Укрощении строптивой" (где Катариной была Алиса Фрейндлих), его видели поначалу как острохарактерного актера.

Помню, как на этом спектакле из-за кулис раздавалось чистейшее бельканто. Но вместо хрупкого изящного обладателя этого голоса из-за кулис вываливалось нечто несусветное - огромное, нечесаное, всклокоченное. И зал тут же реагировал смехом. Бьенделло, нетерпеливо ожидаемый его хозяином, оказывался потертого вида здоровяком, согнувшимся под грузом тюков и наглотавшимся пыли итальянских дорог. На каждое появление этого персонажа зал реагировал живо и с охотой.

И уже потом, узнав артиста в других ролях, я понял, что внешнее преображение для Петренко не самоцель, а способ сценического мышления. Актер умеет найти, выбрать такие детали в облике своего героя, такие особенности его поведения, манеры держаться, в которой выражена сама суть характера, что прочитывается не только склад души, но и предыстория персонажа. А также - что важно - отношение актера к своему герою.

Довольно быстро этот богатырь доказал, что он великолепно работает и в манере психологического реализма. От роли к роли артист стремительно набирал силы.

...Вот граф Воронцов из "Пушкина в Одессе" - титулованный покровитель, а затем враг поэта, Умен, чины получены им не зря. Военная выправка и ранняя одышка свидетельствуют о весьма насыщенной биографии. Граф - либерал в узком кругу, допускает рискованные остроты, высказывания, восхваление стихов опального поэта. На это у Воронцова свой расчет: зная цену таланта Пушкина и силу его позиции, он считает недоразумением, что все это не обращено на пользу государства. Граф убежден, что сможет "приручить" поэта, направить его на путь истинный. Он долго с вежливой улыбкой терпит выходки Пушкина - только рот нервно кривит, но в конце концов взрывается бешеной яростью, осознав неизбежность конфликта. Для графа настает пора выбора между либерализмом просвещенного человека и соображениями власть имущего чиновника. Граф подписывает приказ о высылке Пушкина, признавая тем самым свое поражение.

А его Свидригайлов в инсценировке "Преступления и наказания", несмотря на седину волос, кажется созданным для наслаждения жизнью, ценит удовольствия и умеет получать их. Но в речах его то и дело звучит ироничный смешок - свидетельство бессмысленности избранного им образа жизни, который постепенно и неизбежно убивает в человеке способность чувствовать и верить.

Точное психологическое мышление Алексея Петренко и поразительную широту его диапазона, способность к глубокому проникновению в суть образа еще раз доказывала принято как негативная оценка, как знак недоумения и недовольства. И в соответствии с такой версией участь фильма была решена.

Петренко явно помог Элему Климову найти психологическое и пластическое разрешение "Агонии". Он играл в "Агонии" дурь народную, идущую наперекос жалкому самодурству самодержцев. Его Распутин - одна из сторон развернувшейся перед зрителем драмы, безумная, съезжающая с орбит сила, конденсат безумия, поднимающегося снизу, с самого дна, из бездонной хляби.

Самое исчерпывающее, что сказано о Петренко, сказал он сам о себе: "Я знаю, эту высоту чтобы взять, надо положить взвод, - я кладу три".

"Мое мнение, как режиссера, таково, - писал Элем Климов о Петренко, - человек он очень талантливый и профессиональный. Узнал я его по театру, потому что в свое время очень много бывал в Театре Ленсовета, там-то я его и приметил. Алексей играл тогда вторые роли, но играл очень выразительно, смешно и пластично. А когда наконец "Агонию" запустили, когда встал роковой вопрос об актере на главную роль, я снова поехал в Ленинград и посмотрел его Свидригайлова. И это было так здорово! Эта роль меня окончательно убедила, что Алексей - именно тот, кто мне нужен. В то время я был еще не очень опытный режиссер, а он до этого в кино ни разу не снимался.

Петренко относится к очень редкой категории артистов, таких, как Алиса Фрейндлих, Инна Чурикова, которые рискуют пропускать через себя высокую энергию. Это очень опасно, и режиссер должен уметь защищать актера, потому что это, что называется, чревато. И вот во время съемок "Агонии" я его так загонял, что он попал в больницу со стенокардическим приступом. Мы остановились на несколько месяцев, и я до сих пор виню себя в этом.

На площадке царило сверхнапряжение: и если кто-то просто играл это напряжение, то Алексей еще физиологически это переживал. Возвращение к съемкам проходило непросто. Ведь человек уже смотрел внутрь себя, оглядывался на свое сердце. Мы отсняли другие моменты, однако настало время продолжения съемок на натуре, причем главные сцены еще не были отсняты. Я ему говорил: "Ну, нужно начинать съемки, мы все остальное уже отсняли, нужно начинать с чего-то простого". И мы начали легкие проходы. Была ранняя весна, март, мы приехали в Царское Село. И вот он говорит: "Где будем проходы делать?" А мы тогда сцену играли, когда он, падший, идет в Царское Село, возвращает себе власть, идет в дерюге, в которой и явился в свое время в Петергоф. Я ему говорю: "Вот лужа, в ней надо поваляться в этой дерюге", на что Леша удивленно говорит: "И это легкие проходы? Мне же опасно даже слабое переохлаждение!" Но в итоге ему удалось преодолеть поселившийся в нем после болезни тормоз".

У Петренко своя поэтика. Именно в ней происходят головокружительные перевоплощения. Подлинность его существования в кадре поражает, она не имеет ничего общего с унылым жизнеподобием. Он актер крайностей, ему интереснее большое, чем типическое, индивидуальное - больше, чем общее. Катастрофические пределы ситуации, высшее напряжение сил, резкие перемены психологического состояния, горные вершины духа. Драму он склонен превращать в комедию, комедию - в фарс.

В фарсовой стихии "Сказа про то, как царь Петр арапа женил" Петренко с Владимиром Высоцким составили яркий дуэт: их царь и арап были единственными живыми людьми среди манекенов. Петренко предельно серьезен в этой шутовской картине и расставляет в скоморошьем действии свои мощные акценты, не принимая участия в общем плясовом действии. Роль была большая, но не перекрыла эпизода, сыгранного в то же время.

Речь идет о знаменитом монологе летчика из "Двадцати дней без войны" Алексея Германа, из которого, по сути, и состоит его второстепенная в структуре фильма, но чрезвычайно яркая роль. Исполнитель открывал драму человека, потерявшего опору в жизни. Почти десять минут без смены ракурса, но оторваться невозможно - перед нами подлинная трагедия. Летчик ездил с фронта домой убивать изменившую ему жену и не убил. Не смог. Но и простить тоже не может. Слова, которые, торопясь, запинаясь и мучаясь, произносил в продуваемом насквозь вагоне фронтовик, рассказывая историю измены жены, западали в самое сердце. Кстати, вагон продувался насквозь на самом деле - это устроил Герман, повыбивал там поздней осенью стекла, желая, чтобы актер лучше почувствовал состояние своего героя.

Петренко играет как циркач без сетки. Годы идут, а его монолог летчика не забывается. Короткие всплески нервного смеха, какого-то всхлипывающего, готового перейти в рыдания голоса. Беспорядочная мельтешня рук. И все это словесное и пластическое бормотание заставляет нас напряженно всматриваться и вслушиваться, будто есть тут тайный смысл, скрытый от самого летчика. И чем больше он запутывается в противоречиях, тем яснее становится сокровенный смысл: война, как непосильная тяжесть, надорвала душу человека... Целая часть, десять минут, один актер, один крупный план. Только отчаянные безумцы - режиссер и актер - могут пойти на такой риск и попытаться выиграть этот смертельный номер.

Взаимоотношение со словом у Петренко особое. Он легко им владеет, но не слишком ему доверяет, остро чувствуя, что в нем заключена не главная часть жизни. Текст, который он должен донести, для Петренко - одна десятая часть образа. Девять десятых он досочиняет сам. Главное зрителю расскажут пластика, мимика, ритм, интонация, манера речи, дыхание. Эти вздохи и паузы, бормотание и успокоительные междометия Алексея Петренко - как попытка человека загипнотизировать клокочущую в нем грозную силу.

...Петренко относится к редкой категории актеров, которые рискуют пропускать сквозь себя высокую и опасную для него самого энергию. Он нервно, чувственно и откровенно умеет проникаться ролью. Взваливать на себя груз и упрямо тащить его.

Когда Алексей Васильевич вошел в уже снимающийся фильм "Ключ без права передачи" Динары Асановой, то все акценты в картине сразу сдвинулись: его директор Кирилл Алексеевич Назаров, имеющий свой ключ к ребячьим душам, стал нравственным центром ленты, потеснив образ учительницы (Елена Проклова), которая была задумана как главная героиня.

Этот мешковатый мужик - лицо вроде бы не действующее, но он заставляет зрителя поверить в его право на суд и в правоту его суждений. Отставник, он занят работой, к которой чувствует себя непригодным. Ему бы завхозом быть - вон как он озабоченно проверяет шпингалеты на окнах, вон как выстраивает ребят, облачаясь в ватник и сапоги. Педагогика ему явно не по силам.

Однако ночами этот медведь сидит за книгами - взмокший от усердия и отчаяния. А потом главный парадокс: смиренная робость героя, неловкость его поведения, ощущение сложности вставших перед ним задач свидетельствуют о трепетной любви директора к детям и таком чувстве ответственности перед каждым из них, которое говорит о подлинном воспитании духа, об интуитивном постижении священного смысла педагогической профессии. Потому-то гора промахов и оплошностей нового директора приводит к упрочению его авторитета, дает из рук в руки заветный ключ "без права передачи".

Про Алексея Петренко говорят, что он идет наперекор режиссерской раскладке, но тем не менее режиссеры выбирают именно его. Тот же Климов взял его на роль председателя сельсовета, затапливающего село ("Прощание"), - человека угрюмого, но без зла в душе, а Эльдар Рязанов взял на роль Кнурова в "Жестоком романсе", единственного человека, который не топчет слабого, хотя все и считают его самым грозным хищником.

Петренко играл героев Тургенева и Вампилова, Гоголя и Чехова, играл шекспировского Отелло и революционера Петровского ("Поезд чрезвычайного назначения"), матерого мафиози ("Игра на миллионы") и сибаритствующего генерала Радлова ("Сибирский цирюльник"). Играл весомо, отчаянно, страстно. Чего стоят лишь кадры в "Цирюльнике", когда пьяный генерал закусывает граненым стаканом или когда его "отрезвляют" водой из проруби. Тут и дикость, и размах, и степная русская удаль.

Его авторитет в искусстве огромен. При этом интервью актер почти не дает. На все вопросы о его творчестве, как правило, отвечает жена. Видимо, Алексей Васильевич старается не расплескать то, что накоплено в душе, не проговорить в суете то, что хочет сказать своему зрителю со сцены и экрана.

Сегодня Алексея Васильевича Петренко частенько можно встретить в церкви. Он давно искал почву, на которой соединились бы его украинские и российские корни. И нашел - старославянский язык. На этом языке он любит петь.

У актера мощный бас, он обожает старинные песни - иногда выступает даже с хором и симфоническим оркестром. Вот как вспоминает одно из его выступлений драматург Виктор Славкин: "Консерватория, сюита Прокофьева "Иван Грозный". Текст - Алексея Петренко. Концентрация таких сил в одном месте небезопасна. По мощи Петренко сам равен симфоническому оркестру, а тут еще один... И действительно, это имело самые драматические последствия. Пока играл оркестр, пел хор, Алексей сидел с книжкой в руках - был концерт. Как только актер вставал - весь в черном, как только звук его голоса вплетался в музыкальную ткань, а потом и покрывал ее - становилось страшно. За него, за себя, за страну, за всех. Пробивала мысль: если такой ураган сотрясает актера-гиганта, то что же он сделает с нами, если вырвется наружу?"

Славкин вспоминает, как Петренко, обсуждая у себя на кухне очередную накладку в Московском театре "Школа современной пьесы", сказал как-то: "В театре дело будет только тогда, когда театр будет цирк". Все сначала не поняли: о чем это он? Потом разобрались: если в театре ошибка запахнет не выговором, не потерей прогрессивки и даже не увольнением, а смертью - вот тогда все будет в порядке. Ему нужны крайности, большой замах, проблемы высшего порядка - все, что мельче, ему неинтересно".

...Даже если взять не самые важные роли Петренко в кино - Освальда в "Короле Лире" Григория Козинцева, одноногого солдата Князева в советско-болгарской исторической картине "Юлия Вревская", дворового громилу-дебошира в комедии "Давыдов и Голиаф" или уличного художника-правдолюбца в грустной комедии "Агапэ", невольно вспомнится особая манера Петренко произносить текст. Даже когда он точно повторяет реплики сценария, кажется, что слова возникают именно сейчас, на глазах зрителей, как и поступки, эмоциональные реакции героев, которых он играет. Этот человек мощной энергетики обламывает текст под себя, наполняет героя своим темпераментом, находит в нем то, что возвышает этого человека над обыденностью. Петренко - это корабль, который сам прокладывает себе русло.

"В актерском бытии Алексея Петренко ощущается "иное измерение" всякой очевидной истины, - считает Лев Аннинский. - Это не "мысль", тут другое: отдавая должное украинским корням Петренко, я бы сказал, что это подспудная дума".

"Когда Алексей говорит - даже не на сцене, а просто так, - подтверждает это Виктор Славкин, - ты чувствуешь, чуть ли не слышишь, как у него внутри ворочаются валуны, что-то вроде идолов с острова Пасхи. А наружу, к тебе, вырываются только скупые отзвуки этого библейского гула, этой исполинской работы.

Небогатая реплика из пьесы "Серсо": "Теперь возобновлять родительские отношения поздно". Что с ней делал Петренко! Все слова, кроме одного, он погружал внутрь себя, он буквально захлебывался первыми словами, булькая, заглатывая их, зажевывая, потом останавливался, набирал полные легкие воздуха и выталкивал только одно последнее - "поздно". Петренко так обрабатывал слово "поздно", что теперь оно становилось - про все, оно отрывалось от текста пьесы, от сюжета, от персонажа - теперь оно относилось ко всем нам, превращалось в трагический пароль нашей жизни. Не сразу мы поняли это. Слово было сказано как бы на вырост. Пьеса репетировалась в первые годы перестройки, в момент больших иллюзий - покончим с мерзостями нашей жизни, возродимся, одним махом впрыгнем в Европу и дальше, забыв свое неправедное прошлое, будем жить как равные среди равных, долго и счастливо... Свой роковой диагноз Алексей поставил, когда все считали, что впереди у нас еще навалом времени. Для этого стоило проглотить несколько слов пьесы. Авторы обычно комплексуют в таких случаях - я был счастлив".

Чересчур тесное соприкосновение актера с персонажем доводило Петренко порой до реальной опасности. Автор "Серсо" не может забыть, как в длинном монологе нелепого старика из его пьесы Алексей Васильевич пересказывал путаную историю его российско-советской жизни: играл, мол, на валторне на демонстрациях... в Туркестане строил железную дорогу... в ремесленном училище инструмент учащимся выдавал... в войну работал эвакуатором... На одном из спектаклей Алексей в этой круговерти запутался. Так же как его старик запутался в круговерти своей жизни. Кончив один кусок, он стал повторять то, что уже говорил. Авторы спектакля за кулисами похолодели. Его партнер по этой сцене Дальвин Щербаков закостенел, Алексей уже заметил оплошность и пытался на ходу перестроиться, выгрести из-под завалов текста. "Потом в Сибири комендантом общежития работал, в ремесленном училище инструмент учащимся выдавал..." Нет, это он уже говорил... Что же делать? И вдруг все видят, как актер Петренко встает, подходит к Дальвину Щербакову, кланяется ему в пояс, целует ему руку, потом возвращается на свое место и начинает монолог с самого начала. И теперь уже без сучка и задоринки доводит до конца. Вот что такое великий актер! На глазах у публики остановиться, попросить прощения у товарища, начать с нуля - это под силу только большому человеку. Да и к тому же сделать все так, что зритель не почувствовал опасности, наоборот - принял это за оригинальный художественный прием. Некоторые коллеги-драматурги даже советовали Славкину: "Закрепи..."

Видимо, от близости к рабочим людям у Петренко так развито чувство сей достоверности, отвращения ко всякой фальши. Он может отказаться от самой выгодной роли. Не может позволить себе сниматься одновременно в нескольких фильмах. "Надо показывать людей честных, талантливых, - считает он, - а то ведь так серьезно играют сталеваров, что иной раз кажется, будто зрителя хотят научить варить сталь... Надо же учить быть людьми, это самая трудная профессия на земле. А стал варить, хлеб растить - как ни парадоксально - дело все-таки второе".

Алексей Петренко на экране всегда разный: старый Мендель Крик, бородач в буденовке, переживающий за судьбу еврейских детей ("Искусство жить в Одессе"), полковник, проводящий бессонные ночи в тревожном ожидании исхода операции по поимке диверсантов ("В августе 44-го..."), двойник Сталина, выступающий в шоу двойников и поднимающийся в момент гнева до трагического накала страстей ("Кооператив "Политбюро"), водолаз, работающий на шлюзе и видящий в маленькой девочке свою умершую мать ("Присутствие"). Но каждый раз перед нами крупная, самоуглубленная личность, радеющая не только за себя. Человек больших страстей, недюжинного размаха, не бросающий лишних слов. Этим они и притягательны, этим и завораживают.

Играть трагедию яркой, но "закрытой" личности - писателя Юрия Казакова в фильме Аркадия Кордона "Послушай, не идет ли дождь" - значительному и самобытному Петренко было непросто. Пришлось приглушать свой темперамент, отказаться от эффектных приемов, к которым тяготеет его актерская натура, сделаться как бы рыхлым и неуклюжим. Весь фильм его герой, пьющий человек в больших очках, словно роется в куче старого хлама (где, впрочем, могут быть и бесценные реликвии), пытаясь отыскать причины своих житейских и творческих неудач, корни своих душевных мук.

Казакова (на экране его фамилия не звучит, героя называют просто Юра) Алексей Петренко играл без привычной своей бороды, которую носит уже много лет. Ему так легла на душу идея рассказать с экрана о человеке, ставшем в определенной степени жертвой брежневской эпохи, что он согласился изменить свой имидж. Судьба замечательного прозаика, умершего в 1982 году в возрасте пятидесяти четырех лет, волновала создателей ленты, и потому они стоически терпели многомесячные перерывы между съемками. И терпение было вознаграждено: уже когда постановщик ленты уехал жить в Америку, Петренко получил за роль в его "Дожде" приз за лучшую мужскую роль. Пусть не на самом крупном фестивале, но все равно заслуженно.

...Как живет Петренко? "В амбарной книге судьбы, в графе "Деньги" у Алексея, видимо, стоит прочерк, - горько шутит супруга актера театровед Галина Петровна Кожухова. - И даже дорогих подарков, в том числе на день рождения, ему никто ни разу не делал. Самый шикарный презент преподнес Александр Лебедь, с которым Алексей крепко дружит. Велосипед подарил - очень красивый, скоростной. Велосипеды - навязчивая страсть Алексея, он за последние годы успел четыре угробить..." Когда ему исполнилось шестьдесят и в Доме актера по этому поводу был шумный праздник, Петренко вышел в финале на сцену и исполнил тот самый "Севастопольский вальс", которые пел в "Серсо" Анатолия Васильева. После чего восторженные почитатели презентовали ему настоящую шляпу борсалино. Казалось бы, вот она слава, вот признание.

Но киностудия имени Горького, оформляя ему пенсию - по сумме как уборщице или лифтерше, - потребовала для этого кучу справок. Например, справку о том, что "актер Петренко А.В. выполнил свою роль в фильме "Жестокий романс". Ну разве не бред?

"...Мастерство в нашем деле - это прежде всего строительство внутреннего мира", - говорит Петренко.

Каков же его собственный мир? В квартире актера - мебель, сделанная его руками. Она прекрасно вписывается в современный интерьер. Все, что одухотворено руками талантливого человека, естественно и прекрасно в любом интерьере.

В середине 90-х Петренко года два жил затворником в одной подмосковной деревне, где у него небольшой, как келья, дом. Там по праздникам Алексей Васильевич пел на клиросе местной церкви, читал "Деяния святых апостолов". Ранее он, надо сказать, пел только в кругу домашних. А из "Школы современной пьесы" ушел потому, что там, по его словам, был "один сплошной капустник", а капустник долго жить не может.

Актер сторонится всяческих светских раутов, киношных тусовок. Правда, не так давно вышел в Доме кино на каком-то юбилее, изображая пьяного, полез поздравлять юбиляра, потом, шатаясь, вышел к микрофону и... блестяще прочел басню "Ворона и лисица", подпрыгивая, как ворона, чем привел зал в восторг.

Стал позволять себе и петь иной раз на людях - например, на кинофестивалях. В день выступления ни с кем из ближних старается не разговаривать - бережет голос.

Петренко поет увертюры, русские народные песни, духовные песнопения, арии, баллады, перемежая их монологами о России и о душе. Может спеть и по-украински, и по-сербски. А Федосеев пригласил его однажды выступить с его оркестром, спеть "Хованщину" Мусоргского.

Он верит, что ничего не бывает просто так ("Если трудишь себя, обязательно что-нибудь придет, что тебя вознаградит"). Таким вознаграждением в свое время было для него предложение Владимира Федосеева спеть с Линой Мкртчян гаврилинский цикл "Солдатские письма" с вкраплениями из "Бориса Годунова".

У него мечта спеть оперу "Борис Годунов" на базаре с куклами, в вертепном театре, как в старину, спеть всю, от начала до конца - все хоры, все дуэты, в лицах. Такое рыночное исполнение, что он попробовал однажды сделать. Взял коробку, с которой нищие сидят, и стал петь Пимена на базаре. Через десять минут у него была полная коробка денег. А до этого считал, что его не пустили бы к публике акапельно спеть "Бориса Годунова". И работал, как говорится, в стол, для себя.

"Русская" тема проходит в его ролях от Распутина в "Агонии" - через Сатина в фильме "Без солнца" по пьесе Горького "На дне" - к Борису Годунову, роль которого актер репетировал в Театре на Таганке. Когда у него спрашивали - другим ли человеком он вышел из работы над "Борисом Годуновым", Петренко отвечал, что, конечно, другим, что работа привела его к источнику: "Я там напился на всю жизнь, я теперь от этого никогда не оторвусь. Я буду делать что-то еще и еще только потому, что я нырнул в эту глубину, пушкинскую".

...У Чехова в одном из рассказов ходит ночной сторож и стучит молоточком. Это его любимый герой. Петренко убежден, что в мире - среди людей - должен кто-то ходить, будить совесть, чтобы не спала она в человеке.

"Этот персонаж без имени, так сказать, образ Человека, представляется и мне, когда я вижу Петренко на сцене, - говорит кинорежиссер Владимир Мотыль. - Даже когда Алексей Васильевич представляет на сцене зло, образ зла, - то и тогда силой своего таланта он творит добро, показывая нам: смотрите, люди, вот к чему приводит ваша слабость перед злом, ваше равнодушие перед низостью, ваше безволие к насилию. Смотрите, люди! Это постоянно как бы кричит Петренко, и в этом самом главная его притягательность".

Он играл судью (в "Грачах") и пьяницу-преступника (в "Беде"), нерешительного жениха (в "Женитьбе") и всесильного воротилу-купца (в "Жестоком романсе"), "бесноватого" (в "Агонии") и правдолюбца-бессребреника (в "Агапэ"). При этом это люди, как правило, сильные, обладающие авторитетом и силой власти над другими.

Он и сам по природе своей лидер. В какой бы творческий коллектив ни приходил, он становится его энергетическим центром, его зарядом. Но не чужд Алексей Васильевич и сомнений. Они всегда у него присутствовали. До той поры, пока он не начинает работать с материалом - и материал сам заставляет его соответствовать. А Петренко выбирает всегда материал трудный, сложный, высокий. И карабкается, царапается, лезет к его сути, ломая ногти.

Больше ли счастлив он сейчас, чем прежде? "Намного, - утверждает Петренко, - потому что в "Борисе Годунове" сказано: "Бог велик. Он умудряет юность, он слабости дарует силу". Так как я часто был слабым, то есть был один, без коллектива, он мне в этой слабости даровал силу. И если он еще подарит мне трудоспособности, какая есть на сегодняшний день, я буду счастлив и буду думать, что недаром прожил эту жизнь.

Он ни на кого не злится. "Меня, может, Господь умудрил, - говорит. - Мне сразу показалось, что нельзя пускать зло в себя. Поражение, оно, как правило, дает новые силы. Потому что не такой заносчивый становишься".

Когда он идет в толпе, то совершенно с ней сливается. А когда стоит на сцене - кажется совершенно отдельным от всех, абсолютно самоценной личностью.

Что чувствует он, став народным артистом?

"Я не знаю, не понимаю, - говорит Петренко. - В молодости у меня были, конечно, эмоции, мне очень хотелось, чтобы вот мама сказала, что у нее сын народный. Потому что это как бы звездочка - младший лейтенант, потом - лейтенант, потом - старший лейтенант. Но почувствовал я это только один раз, когда со мной заключили договор в кино. Проходит какое-то время. Ко мне - извиняющийся директор, а уж половину отсняли. "Алексей Васильевич, мы не знали, я-то думал, вы народный артист, и мы вам смету сделали, как человеку, который имеет звание, а теперь вы получите наполовину меньше". Тогда я говорю жене: "Да что ж это такое! Давай добиваться звания". И вот теперь я народный артист. Только, что со званием, что без звания, я одинаково тружусь".

Алексей Петренко любит переключаться с одного дела на другое, и в этом тоже интересен. Например, варит дивные сорта кваса. "Интересно очень, - объясняет он это свое увлечение. - Мне стало как-то странно, что все пьют иностранные напитки с консервантом, все эти кока, пепси, херши-мерши, дрянь страшная. Я пробовал - не могу, ни один напиток мне не показался нормальным. И я думаю, Господи, да что это такое - квасной патриотизм? А это, оказалось, надо делать квас просто-напросто. И будешь квасной патриот. Россия - богатющая всякими ягодами и злаками, и традиционно было для России делать квас. Березовый квас, березовая медовуха - самый лучший на земле напиток с медом. Люди наверху должны дать, если хоть немного соображают, безналоговую отказную тем, кто будет заниматься отечественным производством продуктов, генно привычных для нашего организма. Я пробовал примерно пятнадцать сортов кваса делать: ягодные, хлебный, хлебно-буряковый. Это живет среди русских, несмотря на то, что жили сурово и работали очень тяжело, было все-таки очень много долгожителей. Умирали, конечно, - от выработки, от непрерывного каждодневного труда. А если не пили и не ели чистые продукты, умирали бы еще раньше".

Вот так относится к жизни, воспринимая ее во всем объеме, во всех противоречиях, этот неторопливый и тяжелый актер. "Он "свернут внутрь", - очень точно характеризует Алексея Петренко Лев Аннинский. - Он загадочно неконтактен по отношению к текущему вокруг действию. Даже там, где по внешней задаче отрабатывает быстроту и легкость, - внутри словно какое-то ядро чувствуется: мощное, невидимое и несдвигаемое. Он как камень посреди потока: стоит сам по себе... Петренко - как совершенно независимая величина, добавляющая действию какое-то странное... "четвертое", что ли, измерение".

И зритель с нетерпением ждет от этого молчаливого и вдумчивого человека, человека с "четвертым" измерением, новых откровений.

Петр Черняев

» Звезды нашего кино




Сергей Бодров-младший Алексей Жарков Екатерина Васильева Сергей Бондарчук Людмила гурченко  
 
 
 
©2006-2024 «Русское кино»
Яндекс.Метрика