Михаил Пуговкин о Бондарчуке

М.Пуговкин - участник Великой Отечественной войны. Народный артист СССР. Окончил Школу-студию МХАТ. В кино снимается с 1941 года. Среди фильмов с его участием: "Дело Артамоновых", "Адмирал Ушаков", "Корабли штурмуют бастионы", "Солдат Иван Бровкин", "Девчата", "Операция Ы и другие приключения Шурика", "Свадьба в Малиновке", "Варвара-краса, длинная коса", "12 стульев", "Иван Васильевич меняет профессию", "Не может быть!", "Новые приключения капитана Врунгеля", "Визит к минотавру", "Бременские музыканты". Всего - около 100 ролей в кино.

Он будет светить всегда

Самый страшный порок - это зависть. Еще Лев Толстой писал, что зависть испепеляет человека. Всех, кто плохо относится к Бондарчуку, снедает именно этот порок, нутро у них завистливое. В нашем мире, я имею в виду мир людей искусства (о других "мирах" не знаю, а потому трогать их не буду), среди нашего брата, что греха таить, завистники есть, и немало. Я и на себе не раз испытывал их, мягко говоря, недобрый взгляд. Но, наверное, если сравнивать с Бондарчуком, на мою долю этой черной зависти выпало куда меньше.

С моей точки зрения, Сергей Федорович был человек ни на кого не похожий. Многие сегодня играют в личность, а уж если на них телекамеры наставлены, такие словеса разведут, из кожи лезут, чтоб выставить себя неординарной личностью. А Бондарчуку выставлять себя было не надо, стоило взглянуть на него, перемолвиться словом - и становилось ясно: перед тобой поразительная, неординарная ЛИЧНОСТЬ.

Сейчас ведь какое положение дел в нашей артистической среде? Молодой человек одну роль в каком-нибудь сериале сыграет - о нем сразу и говорят, и пишут: "уникальный", "покоритель сердец"; девочка одну песенку споет - тут же восклицают: "звезда"; или еще придумали словечко "супер". Так что даже не знаю, как сегодня среди сплошных "суперзвезд" величать Сергея Федоровича? Слава богу, пока еще не оприходовали одно точное, объемное слово, так что, без опаски поставить Бондарчука на одну доску с нынешними любимцами публики, скажу о нем: просто гений. Гениальный артист, гениальный режиссер и совершенно потрясающий человек. Это утверждает артист Пуговкин, который, между прочим, у Бондарчука никогда и не снимался...

Однако в партнерстве с ним как с актером поработать довелось. Впервые мы встретились в 1950 году на съемках картины "Тарас Шевченко", где Сергей Федорович играл самого Кобзаря, а я небольшой эпизод - пьяного купца. Не помню уже, что там в этой сценке происходило, помню только, что играл я свою маленькую роль в паре с Бондарчуком. Режиссер Игорь Андреевич Савченко, посмотрев рабочий материал, остался доволен: "Как мягко ты сыграл этого подгулявшего купчишку, как живо", - а в картину эпизод не вошел. Кстати, в моей актерской жизни такая история не единичная. Долгие годы я играл в кино вторые роли, и иногда эти мои работы при окончательном монтаже сокращались или вообще улетали в корзину. Даже у моего любимого режиссера Гайдая был такой случай: в "Операции Ы" роль по объему у меня была приличная, а на просмотре кто-то из редакторов ему говорит: "Леонид Иович, Пуговкин сыграл здорово, но его надо урезать до минимума, иначе он отвлечет внимание от главного действия". Кстати, с Сергеем Федоровичем у нас тоже похожие разговоры бывали. Когда он уже приступил к "Войне и миру", иду я как-то по "Мосфильму", останавливаюсь у самого большого павильона, что такое? - за дверью ни стука, ни крика. Странно, говорю, тихо-то как, неужели самый лучший павильон простаивает? А мне в ответ: "Тсс! Там Бондарчук с актерами репетирует". Ну, я не выдержал: заглянул. Увидел он меня, подошел: - Мишель (он меня всегда называл - Мишель)! Ты думаешь, я про тебя забыл? Ни в коем случае. Но скажу тебе откровенно: большой, хорошей роли в "Войне и мире" я для тебя не вижу. Ты уж не обижайся. А позвать тебя на роль солдата, занять в Бородинском сражении не могу: очень ты стал популярным, своим появлением на экране можешь все акценты сместить, а заодно и меня сместишь, да и Толстого.

Искренне это было сказано, душевно, с добрым юмором. А я про себя подумал: "Не ты первый, Сергей Федорович, говоришь о моей комедийной известности и просишь не обижаться, что не зовешь в свой фильм, я к таким режиссерским маневрам привык"... Но вернемся к временам съемок "Шевченко". Мы тогда толком и не познакомились, сыграли на пару эпизод, и все. Бондарчук был полностью поглощен своей ролью, кроме того, человек он деликатный, скромный... Гораздо ближе мы узнали друг друга года через два, на съемках у Михаила Ильича Ромма. В 1952 году в Одессе Ромм снимал свою знаменитую дилогию "Адмирал Ушаков" и "Корабли штурмуют бастионы". Я играл матроса Пирожкова, а Сергей Федорович - беглого дворового мужика Тихона Прокофьева по кличке Рваное Ухо; роль небольшая, но сыграл он так, что персонаж этот среди множества других .,-персонажей фильма оказался очень ярким, запоминающимся. А кроме того, на этих съемках с ним же чудо произошло! Вот сейчас сплошь и рядом кричат: "Сталин параноик!" Хорош "параноик", который лично смотрел все фильмы, снятые на всех киностудиях СССР! Увидел он Бондарчука в роли Шевченко (не Шота Руставели, а Тараса Шевченко!) - и на следующий день выходит указ о присвоении Бондарчуку звания народного артиста Советского Союза. Вот так, без проволочек, решил генералиссимус талантливую актерскую судьбу!

Вообще, на этой роммовской картине Сергей Федорович держался немножко особняком, говоря по-современному, не тусовался. Я считаю, такое поведение для артиста - это правильно, а Для такого большого артиста, как он, - тем более. И вот в Одессу приходит весть, что Бондарчук из заслуженного артиста в один прыжок перемахнул в народные СССР! В то время событие небывалое. Это потом, в 70-80-е годы, можно было какому-нибудь влиятельному чиновнику подарочек сделать, похлопотать о присвоении этого самого высокого звания, а при Усатом за такие каверзы на Магадан бы услали; потому и радость была великая для всех. Остановили съемку, вся группа во главе с Михаилом Ильичом кричала "ура!". Вечером Сергей Федорович устроил банкет. Пригласил всех. Праздновали мы не в ресторане, а в доме у доброй знакомой Михаила Ильича, народной артистки Украины Буговой. Стол был превосходный, даже мороженое в металлических вазочках подавали, что по тем временам было большой редкостью. На самых почетных местах сидели, конечно, Ромм и наши великие артисты Борис Ливанов, Иван Переверзев, Владимир Дружников. Никогда не забуду тост, который произнес Эраст Павлович Гарин. У тех наших старых уникальных артистов был свой жаргон, они разговаривали на особом, понятном только им языке. И Гарин сказал так: "Серега! Я тебя от души поздравляю с этим великим, волшебным (чисто гаринский эпитет - кому ж, как не ему, бесподобному Королю из "Золушки", говорить нараспев "волшебный")... волшебным званием. Я-то народного не получу никогда - меня начальство не любит. Но главное в нашем деле, Серега, кишками шевелить!" Кажется, фраза грубоватая, но ведь какая образная! На жаргоне таких непревзойденных мастеров, как Эраст Гарин, "кишками шевелить" означало отдавать роли душу, весь темперамент, все мастерство. По-моему, это великие слова. Тамадой в том торжественном застолье назначили Жору Юматова, а меня определили ему в помощники. Был я тогда артист начинающий и, хотя зрители меня уже знали, думал, что пока ничего значительного собой не представляю.

Однако на съемочной площадке я никакой скованности не чувствовал. Благодаря Михаилу Ильичу Ромму. Его режиссура - это классика. Как работал с актерами он, такого нам в нынешнее время уже не видать. В силу своей культуры, интеллигентности был он со всеми ровен и вежлив, чтоб прикрикнуть на кого-то или громко сделать артисту замечание - никогда. Артисты - народ самолюбивый, ранимый. Повысить голос на артиста, будь он главный герой или исполнитель эпизодической роли, и тем самым хоть чуть-чуть скомпрометировать его перед окружающими - такого Ромм себе не позволял. Он предпочитал взять актера под руку, прогуляться по площадке и тихонько дать наставления. В искусстве обязательно должна присутствовать некая тайна. И опять - как не перекинуть мостик в наш 2003 год? Как поглядишь в телевизор, диву даешься: артисты себя просто наизнанку выворачивают, любыми интимными подробностями из своей частной жизни со всей страной готовы поделиться. А тогда...

В отличие от времени, на которое пришлись мои преклонные актерские лета, время моей актерской молодости и зрелости - золотое время. Ведь артистов буквально на руках носили. Помню, как в Одессе за Володей Дружниковым толпы ходили, шли как на демонстрацию, лишь бы увидеть его. А он только улыбался своей ослепительной улыбкой и изредка раздавал автографы". Над каждым, кому поклонялась публика, витал ореол таинственности, в газетах писали не о том, кто сколько раз женился-разводился, не про любовниц и любовников, а как любимые артист или актриса сыграли роль на сцене, на экране. А мы понимали, что зрительским почитанием, восхищением дорожить надо, поддерживать эти прекрасные чувства по отношению к артистам. Вот, например, приехали мы в город Белгород-Днестровский снимать эпизод "Взятие Корфу", а там хороший Дом культуры, значит, вечером выходим на сцену, и не с рецептами, как лучше щуку фаршировать, и не с беседами о семейных отношениях, нет, мы - артисты, мы даем концерт. С бумагой было плохо, найду кусок холста или тряпицу подходящую, напишу утром афишу, всех знаменитостей нашей съемочной группы перечислю, к вечеру краски или выгорят на солнце, или дождем их смоет, а в зал загляну - битком набит. Я и Ромма Уговорил поучаствовать, он же великолепный рассказчик. Правда, классик советского кино побаивался:

— Пуговкин, я, конечно, выступлю, но это же настоящая афера.

— Михаил Ильич, никакая не афера. Вы расскажете что-нибудь интересное из вашей богатой творческой жизни и заработаете. Деньги наличными - в конверте.

Раздобуду конверт, руководство клуба или Дома офицеров ему этот конверт вручает, а Ромм отведет меня в сторонку:

— Чувствую, что участвую в афере, но деньги возьму.

Сергей Федорович на этих концертах обычно читал стихи Шевченко на украинском языке. Прекрасное было исполнение! Зал ревел от восторга. (Эх, Украина, "ридна маты" Сережи Бондарчука, другая ты нынче страна...) А я читал отрывки из поэмы "Василий Теркин". Вечером же, когда расслабимся немного (надо же гонорар отметить), он начинал читать Твардовского и при этом обязательно меня пародировал. Все вокруг хохотали...

А в Одессе между тем заладили дожди, съемки остановились. В это время из рейса возвратилась знаменитая китобойная флотилия "Слава". Я таких радостных встреч мало в жизни видел. На Приморский бульвар выходил весь город! Играли оркестры. Китобои сходили по трапу, поражая народ своими шелковыми костюмами, купленными не иначе как в невиданном, но знакомом по лихой песенке Кейптаунском порту. А потом "день и ночь гуляла вся Одесса" по меньшей мере неделю, все кафе и рестораны были заполнены. Зайдем мы вечером поужинать, а там... Как увидят лихие океанские волки известных артистов, тут же достают толстые пачки денег - и давай от души нас угощать. И вот как-то утром призывает нас к себе Михаил Ильич. Жил он в гостинице, которая тогда называлась "Лондонская", на втором этаже, в самом большом люксе. Выстроились мы в этих апартаментах в ряд. Бондарчук стоял первым. Ромм подошел к нему, улыбнулся и сказал:

— Здравствуйте, Сережа.

Дальше стоит Переверзев, и Ромм так мягко:

— Иван Федорович, вам нельзя увлекаться. Вы же играете национального героя, адмирала Ушакова. Вы - лицо картины, не надо злоупотреблять.

Подошел к Дружникову, подошел к Юматову, и в том же духе, но деликатно, мол, товарищи, не перебирайте. Я стоял последним, упитанный, кругленький весь. Ромм говорит:

— Пуговкин, а вы можете продолжать, на вашем лице небольшие изменения не заметны.

Все грохнули. Умница Михаил Ильич, немножко распек своих артистов и тут же рассмешил. И бывало, как ни встретимся с Сергеем Федоровичем, и через десять лет после "Адмирала Ушакова" и "Корабли штурмуют бастионы", и через двадцать, обязательно вспомним эту сценку: мы как на боевом смотру по стойке "смирно" перед Роммом, а он всех вразумляет, и только одному Бондарчуку, щурясь сквозь очки, улыбается...

...Несколько раз мы в одно и то же время отдыхали в Железноводске в санатории "Дубовая роща". Много мы с ним там гуляли вдвоем. Парк там был замечательный, с ухоженными тихими прудами. Слушать умел Сергей Федорович потрясающе. Поглядывает на меня своими огромными, красивыми, умными глазищами - и молчит. Вообще при общении с ним всегда создавалось впечатление, что в мыслях он далеко-далеко, что он постоянно решает какие-то свои творческие вопросы. По натуре он был человек неразговорчивый, а я, наоборот, что называется, текстовик: всякие занятные истории, забавные случаи сыпались из меня, как из рога изобилия, почти без передышки. Он порой до слез смеялся, а потом опять задумывался, уходил в себя. Ну, решил я однажды, заметив его сосредоточенность, он, наверное, не слушает меня, и замолк. Вдруг слышу:

— Мишель! Не понимаю, почему такая долгая пауза?

— Сережа, ты же не слушаешь меня.

— Как?! Могу повторить слово в слово все, что ты только что рассказал.

А у меня в то время был такой период, что я спиртного вообще в рот не брал. Он же изо дня в день все об одном:

— Мишель, я знаю, ты "в завязке", но тут такое дело: у меня в номере стоит бутылка виски - лучшего в мире. Может, отведаешь стопочку?

Кажется, это был 1960 год. Он вернулся из Италии, где снимался у Роберто Росселлини в фильме "В Риме была ночь", и вот прихватил с собой с "растленного" Запада виски, как он сказал - друзей удивлять. Я же тогда эту виски не то что попробовать, отродясь не видывал. А тут такое искушение. Денька три я держался, но все-таки не стерпел, любопытно же, что за диковинка такая - виски. Плеснул он мне четверть стакана, я выпил.

— Ну как? - спросил очень заинтересованно.

Я вздохнул:

— Сережа, а наша самогонка лучше.

Что с ним было! Захохотал, обнял меня:

— Ну, ты даешь, Мишель! А может, и вправду самогоночка лучше?

Но это - юмор, мы же не пьянчуги, а дегустаторы, как говорится, для поднятия тонуса. Помню, заглянул к нему на озвучивание "Войны и мира" - на столе коньяк. Он чуть-чуть выпивал, точнее, пригубливал, поддерживал так в себе жизненные силы, чтоб не уставать, ведь работа с актерами в тон-ателье у микрофона требует от режиссера и напряжения, и вдохновения не меньших, чем на съемочной площадке.

В "Войне и мире" было занято великое множество замечательных артистов, но я бы хотел выделить особо крупнейших мастеров старшего поколения МХАТа: Ангелину Иосифовну Степанову (Анна Шерер), Киру Николаевну Головко (графиня Ростова), Виктора Яковлевича Станицына (граф Ростов) и Анатолия Петровича Кторова (старик Болконский). Добавлю, что, помимо них, в этой картине играла еще одна воспитанница мхатовской школы, но о ней чуть позже. Что же касается живых легенд МХАТа, свидетельствую: они, помнившие еще репетиции Станиславского и Немировича-Данченко, с огромным вниманием, даже трепетом относились к режиссерским замечаниям Бондарчука. Потому что там было что слушать! Безусловно, Сергей Федорович Бондарчук являлся одним из образованнейших людей своего времени. И прославленные мхатовцы это чувствовали, признавали, сколь глубоко его понимание философии Толстого, а потому работали с ним с неподдельным, живым интересом. Бывало, бегу по "Мосфильму", и, как ни тороплюсь в свою съемочную группу, если узнаю, что сейчас у Бондарчука на записи кто-то из старейшин МХАТа, обязательно заскочу к ним на смену, полюбуюсь на них... Ведь для меня МХАТ - святыня...

...В 1943 году после ранения под Луганском меня списали с фронта, и я пришел поступать в Школу-студию МХАТ. Это был первый набор, проводил его Иван Михайлович Москвин. Прочитал я басню Крылова "Кот и повар", приемная комиссия - 22 народных артиста - смеялась в голос. Чувствую, дело хорошо идет, а коленки все же дрожат. Москвин говорит:

— Что еще можешь показать?

Я, такой крепыш, курносый, смешной деревенский парень, проникновенно говорю:

— Могу почитать лирику. Они аж вздрогнули:

— Как - лирику? Какую лирику?

— Пушкина.

— Да-а?

И я со слезами на глазах нараспев начал декламировать: "Мой голос для тебя и ласковый и томный..." Ольга Леонардовна Книппер-Чехова прыснула на весь зал, и дочитывал я под всеобщий, дружный хохот. Так я стал студентом театрального училища.

Через пару лет среди студийцев МХАТа появилась очаровательная девушка, красавица - глаз не отвести - Ира Скобцева. Ребята из их младшей группы: Владлен Давыдов, Алексей Аджубей - ухаживали за ней наперебой. Да. Будущий знаменитый журналист и зять Хрущева Аджубей хотел стать артистом, какое-то время учился вместе с нами и ходил в Ирочкиных поклонниках. Не знаю, отдавала ли она кому-то предпочтение в ту пору своей юности, но все мы знаем, как замечательно сложилась ее женская и актерская судьба. Уж так повелось, что многие режиссеры в главных ролях снимают своих жен. Естественно, и Бондарчук снимал жену. Только не в главных, а во вторых ролях или вообще в эпизодах. А ведь Ирину Скобцеву выпестовала и выпустила в кинематограф лучшая в мире школа искусства переживания. Сильная, яркая лирико-драматическая актриса, она никогда не подвела главного режиссера своей жизни. Как точно и темпераментно сыграла она Элен, особенно в сцене истерики. А какая она прелестная в "Степи"! Но мне, признаться, больше всех по душе ее маленькая роль военврача из фильма "Они сражались за Родину". Всего на несколько минут появилась Ирина на экране, но замечательно запомнилась! Красивая городская интеллигентка, ей бы блистать среди медицинских светил, а она в полевом госпитале сутками не отходит от операционного стола - суровая, резкая, сострадающая, усталая, несломленная русская женщина. Воистину, "нет маленьких ролей"...

...Ира и Сергей поженились на съемках фильма "Отелло". Тогда, в середине пятидесятых, уже зажглась на нашем артистическом небосклоне его звезда. Ослепительно зажглась. Но сколько таких актерских звездочек стремительно вспыхивали и так же стремительно угасали. Одна-две блестящие роли, и дальше - пустота и настоящая человеческая трагедия. А звезда Бондарчука год от года становилась все прекраснее, разгоралась все мощнее. Она и в начале XXI века светит столь же ярко, и будет светить всегда. Потому что никогда и никому не удастся растоптать, предать забвению великое русское реалистическое искусство, которому посвятил себя Сергей Федорович Бондарчук.

Я отлично помню каждого, кто в первые годы перестройки порочил доброе имя Бондарчука. Ну, как же - свобода. Кинематографисты второго и третьего эшелона, середняки и корыстолюбцы, будто с цепи сорвались: Бондарчук разъезжает по всем частям света, а мы в "этой стране" безвыездно! Страсть как хотелось им за границу, вот и драли глотки, оскорбляли его без зазрения совести, лишь бы заполучить место в вагоне на Европу. А что они могли предъявить Европе или той же Америке, кроме своих путаных киновыкрутасов и наглой самоуверенности?! Тот улюлюкающий Пятый съезд кинематографистов войдет в историю как съезд травли Бондарчука. И только один человек - молодой, красивый, смелый - встал пред этой оголтелой, выпускающей ядовитые стрелы оравой, как перед амбразурой, - Никита Сергеевич Михалков. "Ребята, - взывал он к их благоразумию, - вы сначала снимите фильм уровня "Судьбы человека" или "Войны и мира"!" Какое там! Грязная волна и на него покатила. А мы сидели рядом с Кирюшей Столяровым и тихо плакали от ужаса происходящего и от собственного бессилия...

Не мог я тогда в Москве, задыхался, еще печальные личные обстоятельства угнетали, и я переехал на жительство в Ялту. Там-то на меня и обрушилось горькое известие: не стало Сережи Бондарчука. Ирочка, жена моя, мой ангел-хранитель, неделю рыдала, а я... нет, я не ревел. Я с горечью думал о том, что многие сегодня гуляют: освободил он им дорогу, и теперь "жадною толпой" на эту дорогу хлынет серость. Так и случилось. В нынешних скудоумных, без искры божьей сериалах пышным цветом расцвела посредственность. Но я - оптимист, я знаю, как богата наша матушка-природа, и она родит, независимо ни от коммунистов, ни от демократов, родит нового гения... А в те тяжкие дни, когда металась от боли душа, я вспомнил каждую нашу встречу с Сережей, каждое его рукопожатие, каждую нашу беседу и не мог смириться с мыслью, что так, как с ним, мне больше ни с кем потолковать не придется...

Хотя при воспоминании об одном нашем разговоре у меня каждый раз щемит сердце. Я об этом признании Сергея Федоровича в своей книге написать постеснялся, а теперь все же решился обнародовать. Сказал он мне это, когда мы в очередной раз пересеклись в Железноводске, на целебных водах нашего Северного Кавказа. (Когда же наконец там наступят мир и спокойствие!) "Знаешь, - вздохнул Бондарчук, - а ведь я ошибся: рядового Некрасова в "Они сражались за Родину" должен был сыграть ты, а не Юра Никулин". Я внутренне вздрогнул, но допытываться, почему не Юра, а я, не стал. Только в ответ преподнес ему одну байку. До войны во МХАТе шел знаменитый спектакль "Братья Карамазовы". Потрясающе в нем играл Дмитрия Леонид Миронович Леонидов, вообще лучше его в XX веке ни в театре, ни в кино этого героя Достоевского не сыграл никто! Но в это же время во МХАТе блистал Василий Иванович Качалов. И вот после очередного представления "Карамазовых" подходят к Леонидову радостные Станиславский и Немирович и с упоением говорят: "Вы - великий трагик русской сцены! Вы - поистине второй Моча-лов!" А Леонидов в ответ: "Слышать приятно, что я как Мочалов, а роли-то все играет Качалов!" Бондарчук на эту историю грустно усмехнулся, посмотрел на меня как-то виновато. А может, мне так показалось, потому что в голове звенело: какой интересной, какой неожиданной для меня работой мог бы стать этот шолоховский немолодой крестьянин, боец Красной Армии Некрасов...

...В 2000 году я участвовал в торжественном концерте, посвященном 55-летию Великой Победы. На сцене Кремлевского дворца спел я тогда трагическую вещь Матвея Блантера и Михаила Исаковского "Враги сожгли родную хату". Впервые в жизни пел в сопровождении оркестра, президентского оркестра. Коленки дрожали, как в 43-м, на экзамене перед моими театральными кумирами. После концерта Патриарх Алексий мне сказал: "Вы согрели наши души". Поблагодарил я Его Преосвященство, улыбнулся ему вслед и подумал: конечно, приятно, что Патриарху понравилось, но как бы мне хотелось услышать оценку Сережи Бондарчука! Ведь когда я напевал простые и святые строки: "Он пил - солдат, слуга народа - и с болью в сердце говорил: "Я шел к тебе четыре года, я три державы покорил..." - я вспоминал его, потому что это написано и о нем, Бондарчуке Сергее Федоровиче. Солдате Великой Отечественной. Слуге народа в самом высоком значении этих слов. Только покорил он не три державы. Верю, что своим искусством он покорил весь просвещенный мир.

Составитель О. Палатникова

Библиотека » Сергей Бондарчук в воспоминаниях современников