|
||||||||||||||||
|
||||||||||||||||
|
Ранние фильмы Георгия Данелия
Школьное сочинение, посвященное другу
Моё отношение к творчеству Георгия Данелия предвзятое и бесспорное. Все то лучшее, что создано им в кинематографе, я отношу к своим личным праздникам. Странный, уникальный свет ложится на его героев, на события и предметы, и мы надолго запоминаем происходящее. Со временем реальные сюжетные контуры стираются в памяти, но образ той или иной вещи, ощущение ее навсегда остаются в нас. К своему первому фильму, к "Сереже" (снятому совместно с И. Таланкиным), Данелия пришел из детства. Я помню широко открытые, вопрошающие глаза Сережи, в которых мир отражался первозданно, полный тревог и мучительных вопросов. Маленький мужчина обретал жизнь, и рядом с ним, в далекой стране детства, трудился и создавал кинематографическую повесть о нем его друг, режиссер Георгий Данелия. "Сережа" был фильмом нежным и мужественным. В течение последующих лет Данелия окончил с отличием школу смеха и грусти. ...Москва. Яркая, пестрая карусель большого города. Прыгающие капли дождя - словно веселые чертики. Лицо юноши. И рядом лицо девушки. Сияющий мир семнадцатилетних. И первое чувство - глубокое, как удар колокола. Звонкий, хмельной фильм. Такой мне вспоминается лента "Я шагаю по Москве", написанная акварелью, светлыми и прозрачными красками. ...Приключения гражданина Травкина, биологического феномена, обладателя тридцати трех зубов, проходили под знаком едкой иронии с частыми перепадами в сторону сарказма. "Тридцать три" - веселое зрелище, одетое в строгий, чопорный костюм памфлетного покроя. Что же было потом? Неожиданное восхождение на Кавказский хребет. Через заснеженные вершины Кавказа была перенесена на обетованную грузинскую землю повесть француза Клода Тилье "Мой дядя Бенжамен". Никогда еще Георгий Данелия не был так близок к своей природе художника, к самому себе. ..."Не горюй!" - в самом названии расшифрованы смысл картины, суть. "Не горюй!" - клич, обращенный к тем, кто испытал отчаяние? Высшая мудрость добрых и сильных? Узкая полоса надежды, заменившая доктору Бенжамену целое небо? Или это история души, которая остается нежным, зеленым лугом во все времена года? Думаю, что сплав всего этого. Фильм "Не горюй!" - трагическая комедия. Панорама человеческих душ и судеб. И как исходная точка в оценке всего земного - сердце доктора Бенжамена. Да, он был гладиатором в своем провинциальном городке, этот неисправимо благородный и честный Бенжамен. Приобщив нас к его судьбе, Данелия отказывает нам в праве созерцать. Он заключает нас внутри событий, дабы мы постигли до конца вкус радости и потерь, вкус истины, вкус неподдельной красоты и горя. Бремя чувств и переживаний обрушивается на нас с полной силой. Достоверность образов в картинах Георгия Данелия поразительна. В "Не горюй!" ему удалось создать редкий по своей силе и цельности исполнительский ансамбль: Сер го Закариадзе и Евгений Леонов, Верико Анджапаридзе и Софико Чиаурели, Анастасия Вертинская и Сергей Филиппов - они приходят на экран из недр полнокровных биографий, с грузом неподдельных переживаний и забот, привычек и комплексов. Невидимые нити взаимных отношений, симпатий и антипатий, кровных или мелочных интересов связывают между собой героев, и короткое экранное действие возникает как отражение долгих и давних процессов. Мне дорог Данелия еще и потому, что он творит своего героя, созидает его. Он растворяется в актере, в пластике, в музыкальном аккорде. Он перестает существовать - он теперь тысяча деталей кадра. Тысяча деталей, приведенных в общую, единую гармонию. Это и есть в конечном счете искусство режиссуры. Ее таинство. В лентах Георгия Данелия изображение становится плотью и духом кинематографа, его иероглифом. Поэтика его картин берет свое начало в метафоричности изображения, в насыщенности пластического решения. Неоценима роль Вадима Юсова в осуществлении этого процесса. Чувство ритма глубоко присуще творчеству Данелия. Оно в актерах, в пейзажах, в деталях. В движении камеры и конструкции кадра. В цветовом решении фильма. В его монтажном строе. Отсюда возникает ощущение музыкальности фильма в целом. Я вспоминаю в картине "Не горюй!" эпизод, в котором старый Леван устраивает себе поминки при жизни. Мудр и печален Леван на закате своих дней. Вокруг него пестрая, яркая ярмарка жизни. Движение камеры, ее скольжение таят в себе этот ритуал прощания. Вокруг буйствует голос вина, резкие, упругие контуры человеческих тел, в которых сила жизни утверждает себя. Но сырой воздух печали уже ощущается в красках. Око кинокамеры задерживается на миг на не в меру раскрасневшемся лице застольного трибуна. Прекрасен и уникален язык трагической комедии! ...А потом я совершил путешествие по Миссисипи. Я был, естественно, не один. Со мной был отважный и неистребимый Гек, на которого может положиться половина человеческого рода, включая Джима и меня; были еще двое пресмешнейших подлецов - герцог Бриджуотер-ский и Его Ничтожество дофин Людовика XVI и еще много незабываемых лиц: от грозного и жалкого Папаши до восковой мисс Уотсон. Каждый образ отточен и завершен. Согласно авторской воле, он занимает свое место в паноптикуме. Во главе когорты - загорелый, обветренный Гек. Сильный Гек. Любящий драться и жаждущий победы. Справедливый Гек. Друг своих друзей и враг своих врагов. Кинолента "Совсем пропащий" скрупулезно воздвигнута авторским коллективом. Работа художника Бориса Немечека заслуживает самой высокой оценки и пристального глубокого изучения. Вспомним эпизод молитвы с внезапным появлением Папаши. Ярко-белые стены высокого интерьера. Воздух и тот кажется белым и пахнущим медицинским спиртом. Такая чистота вокруг, что даже микробы от тоски померли. И вдруг появляется Папаша. Его лохмотья пропитаны всеми запахами Северной Америки. Они как вызов, брошенный этой стерильной белизне! Аскетичный интерьер с единственным архитектурным украшением - самим Папашей - Басовым, свалившимся, как в день Страшного суда. И как дыхание фильма - рожденная его движением музыка Андрея Петрова. В этой скупой и запоминающейся музыке есть образ рока и тихая струя вечернего ветра над Миссисипи. Есть раздумье и отчаянное веселье балагана, есть грусть и теплая надежда. И временами ее как будто насвистывает сам Гекльберри Финн. ...Большая река и теплый песок, нежный песок. Вечер. Гек танцует. В этой сцене глубокое ощущение воли. Поющее тело Гека, частица могучей и вечной природы. А рядом жестокий и плохо управляющий собой мир. Вместе с утренним светом Гек войдет в него. В мир, где полковник Шерборн бессмысленно продырявит пулей усталое тело старика Богса, где так же бессмысленно погибнет во ржи маленький светловолосый Бак. Я назвал для себя эти отрывки фильма "эпизодами жути". Они изложены особым языком. Жестким языком криминальной хроники. Обнаженно, бесстрастно, исчерпывающе. Сухим эхом доносится мелодия банджо, и кажется, что время бессмысленно топчется на месте. ...Течет большая река. Заманивая в даль, течет большая река. На ее берегу живут разные люди. Добрые и жестокие. Живут шарлатаны и законодатели, нищие и богатые, живет негр Джим, которому Гек вернет свободу, и это будет для Гека первым и самым смелым шагом к истине. Последний кадр фильма. Их снова четверо на плоту - двое безнадежно жалких и двое преисполненных надежд. Маленький мир. Очень похожий на большой... Детство - это самое мудрое и совершенное, что могла придумать природа. Данелия не мог не снять об этом картину. "Больше писать не о чем" - так называется последняя глава книги о Гекльберри Финне. Эта фраза прозвучит не менее выразительно в конце моего сочинения, хотя, в сущности, я написал только половину того, что следует сказать о режиссере Георгии Данелия. Вторая половина касалась бы недостатков его картин. Я боюсь писать о них. Дело в том, что недостатки картин Данелия могут оказаться прекраснее их достоинств или в худшем случае такими же хорошими. С этой минуты я уступаю чернила и бумагу критикам. Э. Лотяну. 1982
|
|
||||||||||||||