Золотая коллекция русского кино Смотрите сегодня: "Когда деревья были большими"

Н.Д. Мордвинов. Раздумья

Своим совершенством классическое произведение пленяет едва ли не каждого человека. Для профессионала же оно предмет особой страсти: оно дает не только возможность приобщиться к глубокому и прекрасному, но и позволяет художнику - будь то артист, живописец, скульптор, композитор, танцор -поделиться сегодняшними мыслями и чувствами.

Большое счастье найти творческую радость там, где ничто ее не обещает, но это счастье становится огромным, когда воображение артиста находит пищу на годы; когда поиск не покидает его ни на репетиции, ни в процессе показа работы, ни в условиях, когда усилию сопутствует успех, ни тогда, когда оно омрачено неудачей.

По мне, все роли трудны - они говорят о человеке. Но одни трудны потому, что бескрылы, другие - потому, что малая мысль в них разбавлена большой водой и рискуешь не выплыть, третья - потому, что для их воплощения самому надо иметь и крылья, и багаж. Крылья способны поднять ввысь, багаж - погрузить в глубину - так способствуют погружению водолаза в пучину тяжелые подошвы скафандра.

Как бы ни любил я родную, среднерусскую равнину, с березкой, извилистой уютной рекой, ровным лесным шумом и простором полей, - не могу не признаться, что дорого мне и бескрайнее море, и захватывающая дух высота гор. Ласков и умиротворяющ ландшафт, вызывает он раздумье, сосредоточенность, но не исключает желания узнать, что такое море и его глубина, где царит вечная ночь и нет ни света, ни воздуха, где тяжесть воды может раздавить даже металл; и что за тайны хранят вечные молчальники - горы; и как дышится в поднебесье... Природу художник непременно связывает с человеком, которого всегда стремится понять, о котором хочет рассказать.

Наверное, жить в больших чувствах и мыслях - такой же смысл и такое же наслаждение, как находиться в обществе умных, честных, сердечных людей. Знакомишься с произведениями великого художника - будь то Толстой, Пушкин, Гоголь, Достоевский, Маяковский, Горький, Шолохов, Шекспир и как будто говоришь по душам с сердечным другом.

Я не агитирую за большое искусство прошлого, оно в этом не нуждается: "Прекрасное воплощение живет и сохраняется в веках по праву всего прекрасного" (С. Цвейг). И не прав будет тот, кто подумает, что я хочу сосредоточить все внимание на классике. Жизнь неудержимо стремится вперед, и у каждого ее периода - свои заботы. Кому же под силу выразить их исчерпывающе и точно, как не современнику!

Кто из нас, артистов, не знает, что современное искусство, даже если оно говорит о чем-то скороговоркой и не очень искусно, все же увлекательнее, нужнее, доходчивее, чем прошлое, воздействующее на зрителя только по аналогии.

Шекспир не рассматривается нами как выразитель наших дум и стремлений во всей их конкретности. Никому не придет в голову утверждать, что герои Шекспира - наши современники, хотя некоторые из них обладают прекрасными человеческими достоинствами. Но тем не менее писатель XVI века, произведения которого в подлиннике не понимают даже свои соотечественники, так, скажем, нам не все понятно на древнерусском языке в "Слове о полку Игореве", драматург, подаренный природой в украшение и прославление рода человеческого, звучит и в XX веке. Почему? Да потому, что гениальным художником взяты, разработаны и воплощены в совершенную форму невероятно глубокие и вечные темы добра и зла, любви и ненависти, справедливости и беззакония. С большой любовью и заботой о человеке, с огромной страстностью и поэтичностью рассказано им о стремлении людей к счастью.

Шекспир как бы подготовляет людей к иной жизни, светлой и справедливой. Его идеалы, как и многих-многих других передовых мыслителей и художников прошлого, наше время расширило, углубило, уточнило.

В его народном, мудром театре, в весьма простой и доходчивой форме говорилось о самом глубоком и прекрасном, что только есть в человеке, и именно благодаря этому находили в нем пищу для себя и изощренный ум интеллигента, и вдохновенная интуиция художника, и простое сердце неискушенного зрителя.

Великие трагедии Шекспира, как айсберги, которые лишь восьмой частью показываются над поверхностью воды. И если даже своей видимой частью произведения Шекспира волнуют сердца, то сколько узнает человек, открыв для себя остальные семь?!

Понять бы художнику это великое искусство, его мысли и суметь передать все людям... Обогащая душу художника, Шекспир диктует необходимость и совершенной техники.

Помню я, как на первых спектаклях "Отелло" в Ростове-на-Дону трагическая роль держала меня за ворот и, не давая коснуться земли, таскала, куда ей вздумается. У театра тогда не было возможности репетировать долго и досконально, точно выверить все соотношения, а у артиста не было времени вжиться в образ, не хватало мастерства; с другой стороны, не было места и условий, чтобы "обкатать" роль перед тем, как показать ее на решающих судьбу спектаклях.

Позднее мне все чаще удавалось "накидывать уздечку" на строптивого коня и начинать править им самому. Я все острее понимал, что в шекспировской роли всегда есть процесс познания мира, - значит, актеру нужно овладевать: мыслью -приучить себя думать на сцене, решать; задачей - действовать, а не переживать; словом - чтобы оно было произнесено; голосом - чтобы получить широту диапазона и выносливость; силами - чтобы не бить "в потолок" в течение всего спектакля; выразительностью тела, жеста, лица и пр.

И при всем этом, решив образ характерно, то есть наградив его только ему свойственными качествами, уметь оставаться самим собою.

Искусство актера - искусство, требующее легкости исполнения. И приходит эта легкость в результате неустанного труда. Герцен, напутствуя свою дочь художницу, утверждал, что "привычка к работе дело нравственной гигиены". Вот ведь оно как!

"Надо играть классическое произведение, как современное, советское; советское - как классическое" - рекомендует нам Ю. А. Завадский. Это значит, что надо награждать классику взволнованностью гражданина; а современную пьесу играть глубоко, страстно, совершенно.

Чем больше отдаешь внимания какой-то роли, тем дороже эта роль становится. Как предпочесть одну другой, если каждая имеет и свою предысторию, и свое послесловие. Одни роли дороги за воплощенное в них, другие - за возможность воплотить, третьи - потому, что они никогда не будут воплощены... А нет горше неутоленной любви, тяжелее неразделенного чувства.

Я шел к шекспировским образам, работая над Шоу, Шиллером, Гете, Пушкиным, Лермонтовым, над современными ролями... Рассматривать любую роль в отрыве от другой невозможно. Например, мое с детства пристрастие к Лермонтову и долгая работа над "Демоном", "Мцыри", "Песней о купце Калашникове" помогли вырастить Арбенина. "Лир" доселе предмет не прекращающихся раздумий. "Ученик дьявола" и пушкинский Дон Гуан помогли рождению Петруччо, в образе которого искалась ничем не омраченная душа человека Ренессанса.

Мне хотелось бы рассказать и о другой любви - юной любви, о которой автор с грустью заверял, что "нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте". Бездумную песню любви Петруччо рассчитывал я сменить и на заботу о судьбах мира-тюрьмы, на "быть или не быть". Но обстоятельствам было угодно дать мне решать другие вопросы - Юрий Александрович заявил в печати, что "у нас, как нам кажется, есть Отелло". Ему-то я и отдал мою любовь и силы. После Отел-ло мечтал я о самом черном образе мировой драматургии, перед которым Яго и Макиавелли кажутся мягкими - о Ричарде. Но все эти облюбованные, в чем-то даже обжитые роли мне не удалось причислить к ролям игранным - о Ромео надо думать вовремя, Гамлет когда-то расценивался как несовременная роль. Ричард оказался якобы несвоевременным, и я взялся за свою последнюю роль в шекспировском репертуаре - за Лира.

Как мне сказал один из почтенных общественных деятелей и талантливый критик, что не сыграть бы мне так человека наших дней Забродина, не сыграй я предварительно Лира.

Не знаю, насколько это соответствует истине, но ясно одно: высокие образцы воспитывают художника, его вкус, обогащают душу, совершенствуют духовную и внешнюю технику.

Впечатление, которое вызывает творчество Шекспира, неизменно приводит к выводу, что могикан четырехсотлетнего возраста до сих пор так же молод и жизнеутверждающ, как и в пору своей действительной молодости.

Желание поставить его произведения на службу времени -достойная задача, но, видимо, недостаточно доверяя Шекспиру, художник иногда решает осовременить его. Я разумею последние два-три десятилетия. Режиссеры одевали героев то в современные костюмы, как будто костюм делает идею передовой или консервативной; то накидывали им на плечи нечто отвлеченное, лишая действующих лиц примет времени и места действия; то облекали Гамлета в черный свитер - одежду западных битников; то, как бы надругаясь над величайшим гуманистом, одевали Гамлета в коричневую рубашку фашиста.

Эти поиски были явным насилием над автором, которому приписывались мысли и идеи, нужные интерпретатору, но не имеющие никакого отношения к Шекспиру.

Известно, что наиболее верное прочтение произведения то, которое основано на законах, им самим продиктованных.

Мне всегда мешает, например, в дорогих и помпезных исторических фильмах постоянное стремление американских киноактеров осовременить героя с помощью современного костюма, современной прической, современной манерой держаться, говорить, думать... да, думать.

Такая практика уводит актера от поиска своеобразия внутренних и внешних выражений сути образа, а произведение становится чем-то очень похожим на правду, но остается полуправдой. Подобная актерская и режиссерская работа не приближает образ к современности, а уводит от нее.

Вальс Чайковского властно подхватывает на свои вдохновенные крылья и уносит в мир прекрасного; вальс к "Маскараду" Хачатуряна полон тревоги за судьбу человека, за "целый ад в душе" таланта, искалеченного обществом. Но ничего не стоит переписать их в слюняво-сентиментальные безделушки, на партитуре трагедии построить капустник, арию Ленского напеть как веселую джазовую песенку... А Чайковский, сочиняя, плакал, а Пушкин обливался над вымыслом слезами... Можно отношением к событиям сами события измельчить, обезличить, опошлить даже. Можно возвысить. При старании можно поднять несовершенное и запросто осмеять законченное. Когда и при каких условиях художник будет на высоте своего долженствования?

Нет, не большая доблесть отыскать в большом малое или осмеять великое... Но для того, чтобы увидеть в малом большое, требуется острое внимание. Увидеть в частном законы общего и решить сложное просто - признак таланта.

Не станет американский актер в русской теме русским, если вместо того, чтобы понять сложную русскую душу, вместо того, чтобы пристально искать разные русские характеры в разных исторических, социальных, сословных обстоятельствах, он наденет неизменную косоворотку и заправит штаны в сапоги.

Не надо ни зауми, ни штампа, ни внешней притянутости к современному, ни спекуляции на теме. Недостойно приглашать себе в адвокаты гуманистические шедевры, чтобы оправдать оскудение мысли. Когда у человека просишь совета, нелепо навязывать ему ответ. Кто не искал совета у Шекспира? Каждому он отвечает, только прислушайся к тихому голосу, не торопи его, не насилуй материал.

Вскрыть историческую, идейную, этическую, эстетическую нормы, точно воссоздать в воображении эпоху, обстоятельства, в которых действует герой; ту единственную атмосферу, в которой с исчерпывающей логикой оправданы все ситуации и характеры; выбрать из огромного багажа самое определяющее и то, что тебе, как художнику, больше всего по душе, наградив это основное и главное отношением советского художника; рассказать это свойственными тебе средствами - значит сделать произведение современным. И тогда "Отелло" не будет трагедией ревности, а станет трагедией доверия, в которой зритель увидит не дикаря с ограниченным умом, а достойного представителя древнейшей культуры; и тогда Петруччо не будет тупым домостроевцем, а станет человеком, который, влюбив в себя Катарину и влюбившись сам, совершенствует себя и ее; и тогда в спектакле о Ричарде не будет места утверждению сверхчеловека... Актер будет видеть в зле - зло, которое приводит к несчастью, горю, страданиям. Это тем более современно, что в идеологической борьбе на земном шаре имеет место и та и другая философия. И та и другая точка зрения сшиблись в смертельной схватке, в которой победить должен гуманизм.

Библиотека » Н.Мордвинов. Размышления о работе актера