Н.Д. Мордвинов. Работа над ролью Забродина. "Ленинградский проспект" И. Штока

1961 г. 25.Х.

Начал репетировать Забродина в "Ленинградском проспекте".

1961 г. 9.XI.

Опять... сердце.

Лежу с 4.XI - спазм. До чего неустойчивое здоровье.

Вчера ночью родилась хорошая сцена. Безмолвная, после смерти Клавы.

Где-то, а где, я еще не знаю, но до сцены, когда он работает над письмами...

Стоит, прислонившись к стене, где-то у шкафчика, сильно пьяный. Ночь. Освещено только лицо. Спускаются волосы патлами, как будто они мокрые.

Постоял, пошел в комнату, где висит портрет Клавы, посмотрел на него долгим и тяжелым взглядом, пошел обратно, налил водки, выпил. В это время может подойти Маша. Де -"пойдем спать". Он - "тш-тш" и на цыпочках идет, ведомый Машей к кровати. Она снимает с него ботинки, и то ли в забытьи, то ли в слезах, он падает на подушку. Маша накрывает его пальто и... тихонько уходит.

1962 г. 4.III.

Народищу!., кажется, еще никогда у нас не было столько (исключая гастроли), не только заняли все приставные стулья, но и по стенам стояли люди.

Но... все - не только артисты, обслуживающий персонал, но и дирекция, которой сегодня туго, - довольны, сияют, и чувствуется, что в театре праздник. Душа радуется! И это на советской пьесе!

Действительно, праздник. Стоишь за занавесом или слушаешь шум зала по радио, и чувствуется, что зал возбужден. Идет праздничный гул.

Но интересно, что первые полминуты это оживление неохотно сдает позиции тишине, а потом как-то сразу все стихает, и зал отдается во власть сцены безраздельно.

А ведь вроде ничего и не происходит на сцене.

Вот когда начинается контакт!

Жить начинаем легко, свободно, непринужденно, слушая и отвечая.

Сурков - он смотрел второй раз - сказал О. К., что я играю все лучше и лучше...

Нехорошо - не на пользу образу я сегодня в сцене с Сем. Сем. крикнул раза 2-3. Я не соврал, но показалось мне, что это не в палитре Забродина.Третий акт провел хорошо и свободно. Только слезы одолевали, и потому немного разжижил сухой рисунок поведения в этом акте. После спектакля в комнате у меня собрались директор, администратор, артисты, режиссер и... не расходятся, говорят, говорят...

Хорошо!..

1962. 23 .IV.

Очень хороший творческий спектакль. Наполненный. Много нового. Хорошо и совсем по-новому сыграл сцену с Сем. Сем. Тихо. Весь в себе. Сколько прошло спектаклей, столько пытался добиться явного, точного, знаемого, и не получалось. И вот - наконец.

1962 г. 18.V.

Новицкий звонил. Говорил, как всегда, ультимативно, телеграфно, с интонациями, в которых не разберешь, когда он доволен, когда не принимает, что понравилось, что отвергает. Суди только по тексту, а текст такой:

- Я хочу вас видеть. Пьеса неважная. Произвел большое впечатление спектакль. Вы меня расстроили. Я плакал. Ваши особенно сильные места, когда вы молча, без слов, плачете. На сцене плачут плохо. Актеры не умеют на сцене ни плакать, ни мучиться. А вы... я плакал вместе с вами.

Полный и тщательный разбор!

А может быть, это хорошо, что ученый-искусствовед говорит, как простой зритель?

Вечером звонил С. Васильев.

- Впечатление такое, что все, что можно было извлечь хорошего, доброго из роли, добыто. Я не поклонник Штока. Но тема, им взятая, у нас не представлена, и потому полезна.

Вы собственными средствами восполнили недостающее, помогли донести хорошее, и чем дальше, к концу, тем лучше и сильнее. Спектакль посещается. Билетов достать нельзя.

Я придавлен вами, то есть в плену у вас, героическо-романтический актер, каким вы существуете в нашей зрительской памяти, и вдруг... играете труднейшие моменты без движения, без слов, со скупым жестом.

А третий акт - целый этап! Не сходя с места, со скупым жестом и огромной наполненностью. Изумительно!

1963.17.ХИ.

"Ленинградский проспект". Так называемый - сотый.

В паре с Арбениным - Забродин мне помог больше, чем если бы стоял особняком.

Интересно, не заговорю ли я сегодня стихом и не буду ли стоять на одной ноге, вместо того чтобы врасти в землю?

Спектакль шел хорошо, но не скажу, чтобы играли вдохновенно.

Шток написал мне чудесное письмо и подарил настольные часы. Удивительно он внимателен.

1964.7.VIII. - Рязань (гастроли театра).

Играли хорошо. Серьезно. Я радуюсь, что вместе с декорациями и пр. не развалился сам спектакль. Роли растут, как бывает в некоторых спектаклях.

Публика много смеялась, плакали.

Ответное слово пришлось держать мне.

- Дорогие наши зрители! Дорогие товарищи рязанцы! Друзья!

Вы проявили к нашим спектаклям такой повышенный интерес, окружили их таким взволнованным вниманием, наговорили в наш адрес столько дорогих нам слов, что, по чести сказать, я не знаю, как ответить вам!

В одном мне легко признаться искренне и чистосердечно, что интерес, внимание и тепло, идущие из зрительного зала, смех, аплодисменты и слезы ваши - нас радуют. Это дает нам новые силы для работы.

Нам радостно, что вы волнуетесь - а мы это слышим, - что вы смеетесь, негодуете, плачете. Ибо в этом мы видим назначение театра, оправдание нашего искусства.

Театр только тогда имеет право на жизнь, пока он заставляет думать, решать, негодовать, утверждать, смеяться, плакать...

Не будь этого, наше искусство превратится в сухое назидательство, скучную лекцию или, наоборот, в пустое развлекательство.

Мы приложим все усилия, чтобы в дальнейшем наш театр, Академический театр имени Моссовета, звание нас не перестает радовать, очевидно, потому, что получили его не по наследству, а заработали своим трудом, делал спектакли, которые бы не оставляли зрителя равнодушным, чтобы они звали, заставляли решать основные вопросы бытия, чтобы они рождали ненависть, гнев, радость.

Библиотека » Н.Мордвинов. Размышления о работе актера