Н.Д. Мордвинов. Кинофильм "Маскарад". Арбенин

В конце декабря 1940 г. я еще снимался в "Богдане Хмельницком", когда ко мне в Киев приехал представитель "Ленфильма" с предложением дать им пробу в гриме Арбенина.

Роль я не играл и, к сожалению, ни разу не видел в театре. В планах на ближайшее будущее как-то не держал. Тем не менее, возобновив в памяти драму, я отважился.

Всякий актер поймет меня: и то, как заволновалось мое сердце, как загорелось желание сняться в этой роли. Это мое дело, моя роль. А кроме того, она отличается коренным образом от Юдко в фильме "Последний табор" и Богдана, - а это я люблю. Ко всему я безумно взволнован творчеством Лермонтова. Юный Лермонтов. Бунт. Протест. Словом, хочу сниматься. К тому же я только что пересмотрел свою первую редакцию "Демона". Сделал его заново. Упоен работой, образом, поэмой. Увлекаюсь и горю желанием, нетерпением читать поэму везде и всюду и по всякому подходящему и неподходящему поводу.

И вдруг Арбенин!.. Образ, в котором юноша-поэт предугадывает и свою судьбу, и судьбу своего кумира - Пушкина.

1941г. III.

В Москву приехал Герасимов С. А. - режиссер картины. Встречаемся с ним. Пристально оглядывает. Примеривается. Несколько беглых сухих фраз. Вежливых. Ленинградец, сдержан, скрытен, но и пытлив. Я ему, мне кажется, не понравился. Говорил он, что Арбенин для него - светский лев. Холодный темперамент. Барин. Шулер, конечно, и пр. Мне кажется, что почти все это - не в точку. Можно и так, но не надо так. Меня он совсем не знает. Не видел ни в чем, кажется, не доверяет. Показал ему фото в ролях, как он просил. Посмотрел, обратил внимание на Соболевского, но я не понял, как он отнесся.

- Скажу откровенно. Не могу найти Арбенина. На Вас не могу остановиться окончательно.

Тем не менее он мне дал прочесть сценарий. Предлагает пробу на пленке. Посмотрим.

Прочел сценарий. Есть нарочитые вещи, не лермонтовские, изобретенные. Даже не знаю, как отнестись к этому. Правда, сценарий - понятие условное... но что-то мне не так думается об Арбенине. Поговорим.

2.II.

Разговор с Герасимовым несколько поколебал мнение о сценарии и о нем самом и, кажется, его - обо мне. Ну, что же, в спорах родится истина. Увлекся он и говорил потом о фильме красочно и горячо.

Говорил он о "стремительном ритме", о большом накале протеста, сильно настроен против размеренного, холодного исполнительства. Говорил и я, и больше о перспективном, чем критикуя.

В совместном фантазировании многое стало выглядеть иначе.

Очень было бы хорошо и завлекательно суметь примирить две точки зрения, тем более, что в принципе работы лежит полное и современное прочтение этой труднейшей драмы для нашего зрителя. Надо, чтобы все в поступках и тексте - все было предельно доказательно и понятно.

3.II.

Меня вызвали в Комитет и сказали: "Если хотите сниматься, вас освободят от театра. Этот фильм имеет огромное значение, он делается к юбилею (столетие со дня смерти М. Ю. Лермонтова) и по заданию правительства. Он будет демонстрироваться в Большом театре на юбилейном торжестве Лермонтова.

Говорил с директором группы "Маскарад"; он утверждает, что моя кандидатура "наиболее реальна", она убеждает Герасимова больше, чем остальные, кроме, правда, "внешнего вида", - ему хотелось бы актера более красивого и похудее...

Вот жизнь: для Богдана худ, для Арбенина толст.

Как бы там ни было, но о внешнем поведении мне придется подумать очень. Если во многом внутреннее поведение я чувствую, то внешняя манера, поступки, жест, походка... я боюсь. Куда мне деревне - да в калашный ряд! Забота на этот счет у меня будет предельно большая.

4.II.

Говорил еще раз с Герасимовым.

Для пробы решил взять сцену со Штраль - она легче остальных, прямее, точнее. Увлекаясь и увлекательно говорил об Арбенине, себя не узнал. Я утверждал, что актерами и режиссерами уже давно утерян вкус (и в театре, и в кино) к романтическому взлету. Вообще искусство задавил быт, а не реалистичность...

Слушает, не протестует. Вот так и беседуем. Интересно. Очень интересно. Живу!

7.II. Ленинград

Приехал на пробу.

Встретили тепло и гостеприимно, как это умеют делать при первых встречах в кино. Но... "утро вечера мудренее".

Город изумителен. Падает крупный снег. Умеренная температура. От белого снега улицы чистые-чистые. Все здания как бы выросли, поднялись и еще больше затаили в себе пережитое, интригуя и заманивая.

Гримировался с раннего утра и до позднего вечера. Несколько раз. Не получается, т. е. получается, но не то, а что то - я не знаю. Идет каждый парик, особенно кудрявый, но Арбенина не узнаю. Герасимов было "прорвался" ко мне, но я поставил условие, что пока не позову его, он не будет настаивать и засылать из группы никого не будет... Грим, конечно, получается, но все не тот. Парик то мал, оттого лицо становится еще крупнее, то какой-то "купидон" - скорее Звездич, то какой-то Денис Давыдов, все не то, не то... Как ни странно, но много надо поработать над бровями, они больше всего, кроме парика, должны дать характер.

Наконец, что-то получилось. Приглашаю Герасимова, а он вызывает меня в павильон. "Нужно снять фото". Но тайная мысль, видимо, у него другая. Так и есть. Вхожу в павильон, а там весь "синклит" с Эрмлером во главе, худруком фабрики. Как только он меня увидел, не раздумывая сказал: "Ну вот, Сережа, не было у нас Арбенина, теперь он у нас есть". - Ассистенты из группы и те отмечают, что это "туда". А художник картины нашел, что я больше всех пробовавшихся подхожу внешне на роль. Герасимов окрылен. Предельно внимателен и свое отношение ко мне изменил в корне. Как отнесся В. Горда-нов - не пойму. Но все еще впереди. Грим я должен найти и найду. К этому есть уже основания. А сейчас он еще и не приблизительный, хотя какой должен быть, еще не знаю.

На вечер назначена репетиция к пробе. О гриме Герасимов сказал: "Очевидно, вы еще много можете найти, но и то, что вы нашли, меня устраивает. Это уже совсем близко к тому, что я могу снимать. Уже есть зерно роли. Нравится положение головы - полуопущенная голова, полуприкрытый глаз, прищур. Это, видимо, будет основным". Вечером показал ему сделанный отрывок с Баронессой. Видимо, такого он не ожидал: "Да-а-а! Занимать вам темперамента тоже не придется..."

Много говорили, уточняли, нашли много нового, другого -третьего. Интересный человек, образованный, самостоятельный.

8.II.

Грим начал получаться. Появляется аристократизм. Лицо становится выразительным и красивым осмысленной красотой. Но... надо еще и еще искать. (Гримеры на меня уже дуются - дескать, чего капризничает?) Я сам действительно не знаю, чего хочу. Зато точно знаю, чего не хочу. Снимался до 11 часов ночи. Будто бы в группе довольны. Отдельные куски снимали в нескольких вариантах, трактовках. Снимали и в явно стихотворной манере-читке, и в разговорной. Герасимов: "С Вами приятно работать. Легко Вы перестраиваетесь, легко идете на все предложения, свободно отказываетесь от одних красок и решений, так же легко и свободно исполняете другие, оставаясь со своей мыслью. Душевная подвижность отличная". Вот сколько наговорил! Это уже обещающе, если, конечно, он искренен. Сколько мне надо работать над внешним поведением героя! Жест у меня пока "вообще", а должен быть арбенинс-кий. Надо занять руки. Найти основное положение их - привычное для Арбенина. Все, все, от грима до поведения, должно быть предельно строго. А какой текст! Какое наслаждение его читать! Совершенно изумительный автор. И подумать только, что пьеса написана юношей. Удивительно, что в одно и то же время сформировались такие поэты, как Лермонтов и Пушкин. До чего я хочу играть эту изумительную роль!

9.II. Москва

Нового в театре ничего не узнал. Хоть бы ничего не было! В первый раз хочу, от всей души хочу, чтобы на меня не было расчетов. Очевидно, завтра пришлют телеграмму относительно пробы... Очень мне понравилась группа, режиссер, роль... Режиссер заботлив, дотошный, работающий, образованный, талантливый... Боюсь только его заботы о "жизненности"... та ли она у него, какой мне хочется, какая нужна для стихии Лермонтова?

А как полюбился материал! Как трудно и как легко его работать. Так в нем всего много, так он глубок, поэтичен, так хорошо!

10.II.

Телеграмма из Ленинграда.

Ура! Ура!

12.II.

День прошел в хлопотах. Пока ничего не добился. Говорил с Ю. А., благо он сам задал вопрос о съемках. Я убеждал отпустить меня, т. к. то, что мне предложено, бывает, что называется, в сто лет раз. Это - моя тема, это то, ради чего я шел в театр.

23.II.

Начал работать над Арбениным. Арбенин! Какое богатство. Окончательно пришел к выводу, что никаких "отношений к образу" давать не буду. Буду играть всерьез, только тогда-то через Арбенина раскроется весь трагический мир эпохи, и тем фильм будет нужен нашему зрителю.

Большая воля, темперамент. Протест. Потерянная юность очень ранит его сердце. Чем больше читаю, тем больше раскрывается интересного, глубокого, сокровенного, что не разглядишь при первых прочтениях.

24.II. Ленинград

Встретили очень тепло и радушно. Чувствуется, что искренне рады приезду. Смотрел пробу. Эта проба мне нравится больше. Видимо, кое-чему подучился. Все и значительнее, и жизненнее, легче. Внешне интересен содержательной красотой. Но над гримом надо еще работать и работать, как и вообще над поведением героя.

Пока нет лоска, шика во всем, конечно, до костюма включительно. Играю вяло. Пока разговариваю, а не существую. Только бы не забыть, чтобы внешняя значительность не оказалась превалирующей, раз она так жизненно достоверна уже сейчас. Смотрел съемку. Занятно. Здесь все другое. Нужно изучить группу и ее почерк. Мне у них нравится.

26.II.

Вчера и сегодня - примерки костюмов, беготня, маленькие репетиции - Герасимов проверяет себя и меня - беглые, на ходу, соображения, еще две робы фото на грим, одна на пленку. Гримеры меня начинают считать капризным...

Анджан: "Чего вы ищете? Чего хотите? Ведь все очень здорово!!" - "Если бы я знал, чего хочу. Только прошу поверить, что это не каприз. Неспокойна душа, не откликается на этот вид Арбенина". - "А каким вы видите Арбенина..." - "Вид? Ну вот, если бы у орла подбили крыло... То летел-парил, а то вдруг свисло крыло и летит орел кувырком на землю и знает, что через мгновение - смерть, а сделать ничего не может, висит крыло..." Он взял щипцы и пока они грелись, долго смотрел на меня... Потом бросил прядь на лоб... "Так, что ли?" -"Вот именно. Теперь только убрать все кудряшки и будет все, как надо". - "Перешьем парик". - Ах, сердце екнуло, как увидел эту прядь. Я же ее знаю, а вот никак не мог до нее добраться!

Забот много, интересно, везде нужен собственный глаз: и с гримом, и с костюмером... Но это так увлекательно, но надо не забывать, что это все еще не основное.

Вот как в гриме: все варианты были хороши, но не хватало чего-то основного, особенного, индивидуального, остроты, а теперь дело уже только в уточнении, в детализации, так быть должно и во всем, во что я буду одет, обут, что буду носить, с чем играть. В группе заметный интерес к моей работе. Торопят сниматься. Вижу, что не терпится, "чешутся руки". Порадовал меня и звукооператор желанием "скорее писать голос": "Богатый у вас голос, не только красивый, а и глубокий, содержательный. Большой диапазон. Аппарат любит ваш голос, он хорошо записывается и не требует никаких правок с нашей стороны. Хочется скорее работать".

Смотрел снятые куски у партнеров. Раньше я побаивался стиха, а тут убедился, что на экране можно правдоподобно существовать и в стихотворной форме.

27.II.

Смотрел пробу окончательного грима. Интересно. Самобытно. Бачки надо сделать короче, а брови поменьше. И все.

Вечером первая съемка. Натура. Проезд Арбенина в игорный дом.

Я одет в великолепную шубу с бобровым воротником. Цилиндр. Руки в перчатках, прижимая к груди воротник шубы, держат изящную трость. Два горячих сивых рысака с ипподрома, на козлах - старый, испытанный наездник-кучер, маленькие санки с медвежьей полостью несли меня по набережной Невы. Сугробы. Мелькали полосатые столбы с керосиновыми лампами в характерных николаевских фонарях. Передо мною - Адмиралтейство. Сбоку - памятник Петру. В тумане морозной ночи Исаакий. Ветродуй авиа-пропеллер гонит ветер и снег. Вьюжная ночь Петербурга. Вот-вот появится Акакий Акакиевич... А по тротуару перед нами бежит бьюик со съемочным аппаратом, дает полный газ. Рысаки мои рвутся, как черти, и бьюик остается за нами. Перебранка с шофером, почему он не успевает идти впереди нас, как требует кадр. Еще раз... Кучер так входит в роль, что каждый раз при повторах-дублях с готовностью и удовольствием, оборачиваясь ко мне, произносит: "Николай Дмитриевич, прикажете назад?" Раздается команда: "Внимание!" Загораются два юпитера. Мы готовы. "Мотор-р... Пошли, Н. Д." И так еще и еще... и пусть бы целую ночь. Так красиво, так помогает мне. Так много я начинаю впервые понимать об эпохе, людях.

За этот вечер я понял что-то такое основное и самое ценное в роли, что, очевидно, мне не удалось бы понять, не будь этого вечера съемок. Этот вечер дал мне проникнуть в мир неведомый, представить который я должен был со всей ответственностью советского артиста. И какое счастье, что это произошло в начале съемок.

Как-то сразу я ощутил образ целиком, во всем объеме, манеру держаться, и манеру общения с одним, с другими - с подчиненными, с ровней, с вышестоящими. Понял природу несколько покровительственного, небрежного, саркастического, чуть свысока тона обращения. Не знаю, как будет на пленке, но на натуре получилось достоверно. Очень все хвалят внешний вид. Шуба, бобровый воротник, цилиндр, трость... все очень к лицу. Душа прыгает и радуется, как у мальчишки, кажется, - несмотря на то, что мне надо вести себя соответствующе, - я не в силах скрыть от окружающих своей радости и величайшего удовольствия.

28.II.

Сегодня тоже вечерняя съемка, встреча с Неизвестным, когда Арбенин чуть не сбивает Неизвестного своими конями. А не излишняя ли это педаль? Этот эпизод мельчит и Неизвестного, и ничего не добавляет к Арбенину. Поделился с Герасимовым сомнением относительно Неизвестного. Этот эпизод может вызвать ненужное и неправильное толкование образа Арбенина. Может получиться, что Неизвестный мстит Арбенину именно за этот казус. А вот время от времени показывать Неизвестного следящим за Арбениным, было бы неплохо, тогда снялась бы всякая чертовщина с образа, если бы Неизвестный следил за каждым шагом Арбенина. А может быть, ущербно для драмы снимать "чертовщину"? Может и не стоит?

- Подумаем.

Какое представление составилось у нас об Арбенине? Как мы должны его понимать? Трагедия одинокой души... высокой души. Ему тесно в окружении мелких людей, великосветской черни, ничтожной, пошлой, подлой.

...Чем свободнее, независимее вести себя, тем более это ляжет на роль. Только бы самоуверенность не перешла в нахальство, наглость - такое противопоказано роли.

В монологах найти актерское оправдание, самочувствие как будто я один, никого вокруг не существует и губы шепчут о том, что кипит у него в душе, что проносится вихрем в мозгу.

Так ведь часто видишь на улице человека - потрясенный, он не замечает никого, говорит, говорит, доказывает, рассуждает сам с собой в голос... А разве со мной не бывает такого? Увидишь, что на тебя обращают внимание и... запоешь про себя, как будто петь менее зазорно, чем говорить с собой...

Часто, говоря с партнером, Арбенин говорит как бы с собой, не заботясь, слушает его партнер или нет. Говорит, как бы не отдавая себя ему. Движение должно быть в ритме стиха. Не в темпе, а в ритме. Совершенно свободное и по возможности совершенно независимое и завершенное. Поверить в себя-Арбенина, а не актера, которому посчастливилось приобщиться к этой роли. Он великий эгоист, потому что не принимает мира, вне его лежащего. И в этом крупен, как и во всем.

Повадка: руки за спиной, скрещенные на груди, опущенные. Не бояться стать некрасивым. Жест минимальный и неширокий.

Надо научиться играть в карты - я никогда не играл. Тасовать колоду, чтобы карты были в руках, как нечто неотъемлемое, привычное, удобное. Руки у Арбенина аристократические, с кожей такой тонкости и чувствительности, что пальцы чувствовали тиснение карт.

Можно позволить себе все, что захочется, но не напоказ, а сдержанно, столько, сколько нужно для того, чтобы выполнить нужное: застегнуть ли визитку, завязать ли шнурок и пр. Все с полным убеждением, что только так и надо, и тогда все станет необходимым, обязательным, артистичным и аристократичным. У нас все дамы, как правило, обмахиваются веером, если он в руках. А ведь веер - это целая азбука разговора. Так и лорнет. Пользоваться им только тогда, когда он может выразить что-то, или помочь рассмотреть, а рассматривание в лорнет и в упор, например, может служить знаком пренебрежения - я так понимаю. Пользоваться им надо не для того, чтобы чем-либо занять свои несвободные руки, а по сценической необходимости что-то выразить.

На людей смотрит сверху вниз. Врубель. Пастернак. Изучить. Подсознательно - бояться, что он ошибся, но верит, что Нина виновна в измене. Так всегда было в свете, почему же с Ниной не может этого случиться?

"Трагедия людей, бьющихся за поруганную честь, метущихся в безумии от любви, в роковом круге игроков, в убийствах сквозь слезы и в смехе, после убийства (...) Спектакль в Александринке явился последним звеном целой цепи пессимистически-упадочных спектаклей девяностых годов и блестящим свидетельством о мистике - формалистическом мировоззрении, выросшим из кризиса и распада русской буржуазной интеллигенции" (...)

"Неизвестный - главный агент интриги, эманицией которого служили Казарин и Шприх. Арбенин - жертва демонических, инфернальных сил. Убийство жены - не результат припадка ревности или холодного мщения за интимную измену, а прихоть демонического рока".

Ой-ой! Нет! Не то!

Нет ли у Арбенина старинной, с юношеских лет зависти к людям, по положению подобным Звездичу? Способных бывать, где угодно, быть везде желанным, тратить без счета... Золотая молодость! - этакой традиционной злости и зависти? У вас все, мол, в руках - и юность, и деньги. Или вдруг пожалел? Ведь Арбенин сейчас иной? Оттенить, последнее интересно для светлой части роли. 20 и 35 лет.

А если бы это не был Звездич-князь? Арбенин подошел бы к нему поклониться? Или, может быть, ему приятно сделать что-то человеку, от которого был или мог быть зависим, а теперь он сам делает ему "любезность", "одолжение"... Или все-таки при всем этом и пожалел? Холод игрока. Пружина закручена до отказу. И давно не играл - может быть, разучился, и приятно вспомнить наслаждение, которое испытывал, играя. А может быть тон раннего "отцовства" и менторский тон?

Нет, нет... это опять приведет ко "светскому льву", к холоду. А вот традиционная тема - дружба разных возрастов - может быть. Онегин - Ленский. Сам Пушкин к Чаадаеву... Наша дружба - дружба по возрастам. В век просвещения дружба связывала людей разного возраста.

Игорный дом... Запах прокуренных сюртуков. Казарин, с которым, может быть, прошли молодость, а может быть, были биты вместе, били вместе - нет, нет, опять не сюда... Но Казарин - мелкая, завистливая сволочь и теперь съехал до Шприха, а Арбенин поднялся в глазах общества до Звездича, а по существу выше всех, вокруг него вращающихся. Из игры вообще выходит бледным. Он играет с такой отдачей, что безумно устает от мгновенного возбуждения.

Встреча с глазами Неизвестного - "не помню кто". Арбенин рассеян.

У Арбенина есть "упоение в бою" и поэтому силой и искусством он выигрывает деньги для Звездича. Раньше он бы обыграл Звездича и вышвырнул бы его, но расположиться к нему себе бы не позволил.

Я думаю, что мрачная слава Арбенина - завидная слава для молодежи.

Стихи надо читать так, чтобы они сами просились и рождали музыку, сами возникали из музыки. А может быть, это годно лишь для эстрады, для чтения с оркестром? Да, надо все время помнить об артикуляции. В кино она будет особенно выдавать, тем более, что звука в основном нужно будет мало. Она должна быть приближена к жизненной, иначе разрушится природа характера. А ведь Арбенин, наверно, часто бывает рассеян. Он много думает и поэтому не замечает многого вокруг себя, но уж если он в чем-то заинтересован, то глаз его -рентген. Работать надо над легкостью произношения. Весь шик острослова в том, что острота сказана мимоходом, небрежно. Герасимов: "Картина должна быть пропитана музыкой. Музыкальность должна быть во всем. Это материал для глубокого, вдумчивого размышления. Ни одна фигура не должна выйти из благороднейшего оформления чудесных стихов. Общий контекст. Высокий быт. Без нарушения эстетических традиций".

Ну... тут, это забота режиссера.

Для Лермонтова все люди, о которых он говорит - знакомы, предметны, он о них знал все, жал им руки, знал, как они относятся друг к другу, к нему, знал их повадку, манеры...

Эти люди определенного отношения к понятию "честь". После поруганной чести - жизни нет. Это реальность эпохи.

В кино усугубляются требования правды. "Никакой бутафории, условности театра", - заявил Герасимов. Бутафории, конечно, не надо, но я не уверен насчет условности, как бы боязнь ее не сделала драму бытовой. А вместе с тем необходима пленительная точность выражения, жеста, поведения, мимики... Или, как выражается иногда Герасимов, "подробности в поведении людей". Но и здесь она должна быть отобрана и менее подробна, или - подобрана в ключе лермонтовской поэзии. А то ведь можно расписать характер так, что утратишь почерк автора.

"Идеальная у вас форма Арбенина. Найденный вид вы можете еще совершенствовать", - говорит Герасимов. Уж и идеальная! Что же касается совершенствования, то если бы спектакль шел в театре, работы мне хватило бы на годы. А в кино нет возможности. А может быть, на горячем дыхании тоже получится? Интуиция у меня, кажется, получила верный настрой.

Персонажи драмы - люди своего времени, очень ярко и точно выраженные, современные в самом буквальном смысле слова. Современны они, как современны мы для своего века.

"Свет" должен быть обществом, получившим систематическое воспитание, строгое воспитание в своих канонах. Основы его обязательны, привычны, а потому легки, удобны, свободны. Не получивший подобного воспитания человек не был принят в обществе. Поэтому мизансцены должны быть естественны, сколь и оригинальны. Места изобретенной и искусственной мизансцене не должно быть.

Кстати, о стихе: речь персонажей почти естественная и обычна; люди эти сообразно воспитанию, можно представить, могут присесть и набросать стишок, мадригал, эпиграмму. Эта "Литературная ловкость" кажется обязательной для Арбенина. Я думаю, примером, подтверждающим мои догадки, может быть:

"Не откажите инвалиду. Хочу я испытать, что скажет мне судьба. И даст ли нынешним поклонникам в обиду Она старинного раба?

Как мне соединить противоположности в роли - а в противоречиях вся прелесть образа - пока не знаю.

Англизированные люди.

С Казариным - может быть, два дружка? Хотя мне почему-то кажется, что до конца откровенным Арбенин с ним не был и своих сокровенных мыслей ему не доверял. Оба много злословили. Их шепотка боялись. Их вообще боялись. Встретиться надо так, как будто только вчера расстались.

Арбенин за карточным столом - бог. Знает весь механизм игры до мелочей. Казарин же должен передать - наслаждение от игры Арбенина, его искусства, мастерства, бесстрашия в игре.

Деньги передает Звездичу, почти не касаясь. "Дружба". Почти нежность. С Казариным на "ты", потом на "Вы". С Ниной сначала на "ты", от любви и уважения, потом на "Вы" - от неприязни и отчужденности. С Неизвестным Арбенин встречаться не хочет, т. е. не хочет выслушать его, когда в конце концов он его узнал. А может быть, он помнит Неизвестного, но не хочет помнить?

Снова игорный дом.

Приходит столь же сумрачный, столь и возбужденный, взволнованный, беспокойный. Волнуется тем, как он проделает все задуманное.

С приходом Звездича завинтил себя на крутую пружину. Затем стал легким и непринужденным. Казарин расценивает это как новый, ему еще не ведомый ход Арбенина, чтобы обыграть Звездича, да так, что завтра вся столица будет гудеть, пересказывая происшедшее. Но скоро начинает понимать, что дело здесь серьезнее. Он ведь знает о письме к Нине Звездича. Уничтожающее презрение. Испепеляющее бретерское хладнокровие. Бороться с Арбениным нет никакой возможности. Ходы все точно рассчитаны и - поражение Звездича неминуемо. Как рок. Неотвратимо.

"Подлец" - в лицо Звездичу. Звездич как в тисках. Понял, что попал в железные объятия, и не знает, как высвободиться. Перед ним - не человек света, а жестокий игрок, у которого проигравший - смертельный враг. Офицеры, наверное, скоро должны уйти, унося с собою весть о позоре и поруганной чести, которую не мог отстоять Звездич. Скоро пойдет уничтожающая молва по Санкт-Петербургу. Честь мундира поругана шулерством Звездича и его неспособностью смыть позор кровью. Страшная по своей испепеляющей, крушащей силе сцена. Она должна предполагать всю тяжесть, весь трагизм последствий возникшего конфликта.

Спальня. "Я смешон, конечно..." Ну, смотри, вот я без одежды перед тобой. Я гол. "Послушай, Нина!"... опущенная голова. Холоден. До этой сцены ходил как бы в халате, распахнувшись, уютно, удобно. На миг раскрылся весь и запахнулся на всю жизнь. "Я страшен..." ужель это все, что ты увидала во мне? Ужель большего ты во мне не любила?.. " "О, замолчи!" Все это я знаю. "...Мести!" - уже весь закрыт, запахнут. ..."Вы за кого боитесь..." - подозрение, которое обожгло его. Отбрасывает ее нежность, ее руки.

Она для него была прелестный, страстный, благородный, чистый ребенок, чистая душа. Нет ли вначале как бы Диккенса, что ли? Камин, огонь, ночь, легкая ирония... тепло, уютно.

Какие-то люди вертелись перед глазами, но все ушло в туман и забывается. Я один. Покой. Желание скорей увидеть Нину. Свободно, открыто шутить, сетовать.

В монологе поискать больше, чем где-либо Арбенина-поэта, ведь Арбенин - глубоко поэтическая натура. Образ А. С. Пушкина может подсказать здесь многое. "Силу натуры надо искать в любви и ярости". (Герасимов) (?)

Все больше убеждаюсь, что Арбенин - не оскорбительно порочная личность, как его представляли критики своего времени. Нет, это глубоко трагическая натура. Он должен получится реалистической фигурой, погибшей, как и погибли и Пушкин, и провидец своей смерти сам Лермонтов. В образе - труднейшее сочетание в начале независимости, а потом беззащитности. В толпе - одинок. Страшное и неуютное, холодное одиночество. Живет он как будто среди призраков и с тяжелым чувством. Ходит в толпе и притворяется, что как будто все это для него желанно. Своего рода святой Антоний, только наоборот. Наизнанку. Но не: "Я - Арбенин. И все вокруг меня - плод моего воображения. Больного воображения". (Герасимов.) Тут я совсем не согласен с Сергеем Апполинариевичем.

2.III.

Искусство кино - искусство тщательного отбора самого главного и предельного уплотнения во времени. Чем больше можешь сказать за короткое время, тем образ будет емче, интереснее, богаче. Так, например, сделан один проход Арбенина мимо стола с закусками, где авторы хотели дать образ Петербурга, игорных домов, Арбенина, его отношения ко всему и к себе, и пр., и т. д.

7.III.

Вчера снимали сцены игорного дома. Как будто начинает вытанцовываться. Кончили панорамой - проход Арбенина со Звездичем. Кажется, я был искренен. Во всяком случае Герасимов отметил мою работу "первым номером", виноват, "классом". В. Горданов сказал, что, снимая панораму, он испытывал такое же наслаждение, как при съемках "Грозы", когда Катерина -А. Тарасова прощалась со светом. Смотрел с интересом и без отрыва.

Сегодня смотрел вчерашний материал. Это добротно, красиво, серьезно - по свету, композиции и даже и исполнению. Сегодня же и пересъемка монолога, и его продолжение. Спасибо Герасимову, что дал возможность провериться перед аппаратом. Кое-что я изменю. До чего же мне хорошо! Кругом захлебываются от радости. Монолог строится еще интереснее и тоньше. Герасимов хитро улыбается, похваливает. Начинаю верить и я, что одолею "высший свет" и "бон-тон".

9.III.

Материал игорного дома, как считают, идет первоклассный. Своя работа меня удовлетворяет больше, чем в "Богдане" этого периода. Страх перед ролью начинает спадать. Надо шлифовать, оттачивать, делать тоньше. Как жаль, что мало времени для работы, картина должна быть сдана в ближайшее время, а потому съемки идут в две смены и на работу дома времени нет совсем. Даже написать письмо домой не соберусь. Не бываю нигде. У Герасимова пробивается доверчивая улыбка. Он доволен. Появляется даже несвойственная ему нежность. Вообще в группе ко мне крайне внимательны, предупредительны. Атмосфера дружески-ласковая. Я радуюсь, работаю и, уставая предельно, очень хочу спать.

10.III.

Герасимов талантливый человек. Работать с ним одно удовольствие. Человек искусства. Находчив, изобретателен. Мне бы хотелось немного иного, но... посмотрим. Коллектив он собрал чудный, все работают с удовольствием.

15.III.

На днях материал смотрел худсовет. Хвалят. Перепадает и мне. Замечаний нет.

17.III. Москва.

Рад приезду домой. Устал. Валюсь с ног. Даже не узнают меня дома - невнимателен, рассеян...

25.III. Ленинград.

Материал "Маскарада" хвалят. "Жаль даже, что нет ни одного промаха. Так ровно идет роль, что неплохо бы и ошибиться. Авось, роль поднялась бы еще выше!" - "Типун вам на язык! Нашли еще новый способ добиваться высот!" Смотрел весь подобранный и подмонтированный материал. Посмотрел и... загрустил. Вот хотели "допинга" и получили его. Во-первых, пропала тема игрока. Не вмонтированы те планы, которые выгодно рекомендуют Арбенина с этой стороны. Во-вторых, та ровность материала, за которую хвалили меня, меня пугает однообразием. В-третьих, второй игорный дом нехорош по звуку! Тему игрока Герасимов хочет вернуть. Однообразие группе не внушает опасения, но меня это волнует, и следовательно, целиком ложится заботой на меня. Звук, думаю, можно переозвучить. А так, фигура правдива и убеждает, хотя в кусках работа мне нравилась больше. Невзирая на похвалы, надо обратить серьезнейшее внимание на недостатки, пока материала мало и он не решающего значения.

8.IV. Москва.

Ю. А. смотрел вчера киноматериал по "Маскараду". Одобряет. Предостерегает от излишней заботы о внешнем поведении героя. Хвалит умение читать стихи. Экспозицию одобрил, она ему понравилась. Указания свелись к простым требованиям системы... "Откровенно говоря, я не думал, что ты так одолеешь материал". Что ж, это высшая похвала. Меня это радует.

17.IV. Ленинград.

Смотрел в монтаже близкий к окончательному вариант игорных домов. Уж не очень ли это жизненно-обыкновенно? Лермонтов ли это? Хоть Лермонтов великий реалист, но его ли это реализм? Не много ли здесь приниженного, бытового? Говорил об этом с Герасимовым. Рассказывал Горданову о том, как видится мне снятым "Маскарад" и даже попробовал снять план Неизвестного, ставил кадр, свет... "С большим бы увлечением снял так, но это значило бы, что картину закроют", - сказал он. Вот и выбирай! Закрытия картины я не хочу, но хочу, чтобы мы прочли произведение так, как должно прочесть его современному художнику, почерк автора обязывает.

Тема одиночества, загнанности и окружения, с которым не под силу бороться Арбенину, как и М. Лермонтову, А. Пушкину - все это должно звучать. Ясное ощущение смыкающегося кольца, и это ощущение можно передать не переходя границы реального, но по-лермонтовски насыщенно.

18.IV.

Назначена была съемка финала фильма. Я категорически отказался сниматься. "Это не вызвано никакими производственными соображениями. Павильоны все выстроены и есть возможность в кой-то веки снимать картину последовательно. Мне было бы все равно, если бы я играл роль раньше", - говорю я директору.

Тот рассказал об этом Герасимову, который согласился с этим. Договорились выстроить анфиладу квартиры Арбенина - всю, достроить недостающее и снимать последовательно.

Видел материал последнего дня. "Напрасно я ищу повсюду развлеченья..." Приятно. Есть эпоха, среда, одиночество.

19.IV.

Сегодня на радио передавалась инсценировка съемки "Маскарада". Все дико волновались. Я не меньше остальных. До сих пор боюсь микрофона, никак не могу с ним подружить. И со страху вместо "прощай, приятель" сказал "прощай, товарищ". И стыдно, и неловко, но ничего не могу с собой поделать.

23, 24.IV. Москва.

Приехал домой в полной прострации. Ничего не замечаю. Право же, напряжение на съемках огромное, работа с текстом колоссальная, сплю по пять часов в сутки. Держусь крепким чаем и черным кофе. Да и при этих помощниках чуть-чуть и засыпаю: то в кресле Арбенина, то на постели Нины - в зависимости от того, что свободно в данный момент.

25.IV. Ленинград.

С 23-го снималась сцена маскарада. Не пускает меня Герасимов посмотреть спектакль "Маскарад" В. Мейерхольда. У меня три раза был билет на спектакль, непременно назначались съемки или репетиции, которые, как правило, ни разу не состоялись. А напрасно. Я не люблю плагиата. Наоборот, если мне что-то и понравится у исполнителя, но это самое делаю я - я откажусь от своей находки.

На съемки стекается столько народу разного, что съемки стали проходить, как спектакль. Вся галерка забита разными людьми из театров, своих актеров, работников фабрики... Говорят, что получается волнительно. Дай-то Бог! Сегодня подслушал разговор рабочих: "Сколько мы снимали разных балов, а таких не приходилось. А слова-то, слова-то какие!"

30.IV.

Писать совсем некогда. Снимаюсь каждый день по две смены. После напряженного труда в две смены вчера кончил съемку в час ночи и пошел пешком, не было машины. Лег в три, а в семь вставать.

8.V.

События, события... Снимаю последние сцены Арбенина: комната Нины, бал. Великое счастье! Многое не удается, удавшееся хочется углубить, но беда кино, что при желании переснять и не очень плохо снятое - не переснимается. По поводу последней съемки: сняли, как контрольные, два куска комнаты Нины, которые кончаются: "... я все забвенью, Что было, предал, есть граница мщенью..."

И больше не захотели снимать: "Лучше не получится!"

Чудаки, думают, что у меня все случайно.

12.V.

Съемки проходят на подъеме. Сниматься чрезвычайно приятно и интересно. Жаль только, что когда начал входить во вкус и нажил роль - сил совсем не остается: как только пауза, я засыпаю мертвым сном тут же, на постели Арбенина. И тем не менее процесс съемок доставляет истинное наслаждение. Все в раже. Просятся на просмотры, на съемки. Сергей Аполлинарьевич горит...

Какое наслаждение работать над настоящим материалом. Какое счастье мне выпало на долю! Хоть и две смены ежедневно, хоть и 5-6 часов сна - наслаждение все же неповторимое. Только бы хорошо склеился материал. На просмотрах плачут, и не только посторонние, но и из группы, и даже монтажницы, которые каждый кусок видели по сто раз...

Композитор А. Пушков, похваливая, наговорил такого, что и не снилось мне. Между прочим сказал: "Глубина чувств потрясающая, и у нас забытая. Благородство души. Как-то очень тепло и необычайно открыто и чисто объясняетесь вы в любви". Да, он написал изумительный романс Нины. Это лучше глазуновского, только надо, чтобы пела его трагическая актриса. При обычном исполнении он пропадает. Меня он волнует предельно. Весь смысл "Маскарада" в одном романсе. Сильно. По-мужски. Глубоко...

17-21.V.

Все финальные съемки прошли в чрезвычайном напряжении. Материал хвалят по-прежнему. Герасимов спокоен. Хочется и мне этого.

25. V.

Последние дни в Ленинграде. Съемки траурных сцен, с Неизвестным, Звездичем и финал. Безумно волновался. Траур, креп, подсвечники, именно в тех комнатах, где для меня лично прошла такая жизнь... Как съемка, так все затихает само собою. Торжественная тишина... таинство. Так наверно больше у меня не будет никогда! Не может быть... А как я хочу именно так жить в искусстве!

28.V.

На заседании Правительственной комиссии по проведению лермонтовского юбилея было предложено вместо концерта -дать фильм "Маскарад". А премьера пройдет опять без меня. Я в это время буду на гастролях театра в Ворошиловграде. (...)

Вчера снимали бал. Когда хорошо организованы съемки, сниматься одно удовольствие, тогда происходит разговор от самой сокровенной части души. Но когда неурядицы мешают, я стараюсь не отдаваться им, жаль тратиться на ерунду, подобного мне уже не пережить.

Изматываюсь, волнуюсь, плачу, как будто все, что происходит - происходит лично со мной, как будто моя судьба решается. Я уже перестал отличать, что мое, а что Арбенина. Признаться, иногда бывает тяжело и не под силу. Настроение, навеваемое романсом, необъяснимое. Мелодия берет моментально в полон и перестаешь различать, где та грань, за которой кончается роль и начинается жизнь. Обаяние автора, событий, которые он разворачивает. Несчастные люди, попавшие в водоворот трагических событий. (...)

Я так ясно представил себе фигуры Пушкина и Лермонтова, вот так прижатых к колонне, одиноких и осмеянных, измордованных, стоящих на много голов выше этой толпы. Стоят они и следят, как танцуют их "Натальи", как вокруг них плетется сеть, и не могут они разорвать ее, и знают, что будут они биться, будут трепетать в этих сетях, и так кончится их жизнь. А вальс - грустный, трагический и манящий. Я разнервничался, пришлось скрыться в темноту... Как будто медленно, но верно начинаю сходить с ума.

1.VI.

Так занят, так занят! Писать бы. Сколько интересного... Такое больше не повторится... Но голова в тумане, сплю все меньше и уже перестаю соображать, все забываю. Забываю даже поесть. Возвращаясь со съемки, обязательно иду пешком, хочется вдохнуть свежего воздуха. Последние дни съемок! Мечемся от объекта к объекту. Добираем, доснимаем, переснимаем... это самые неприятные съемки...

После просмотра Эйхенбаум так хвалил меня, что просто неудобно стало перед товарищами. А Герасимов мне: "Ну, он вас изласкал совсем". Содержание слов Эйхенбаума вкратце: "По-новому. Пленен. Огромная победа в трактовке и исполнении. Мужественно задуман и щедро представлен. Это человек, попытавшийся встать над обществом. Ушел из него и раздавлен им. Арбенин, Нина - две судьбы. Каждая со своей правдой. От куска к куску - это Лермонтов. Ушел от мелодраматичности. Это трагедия. Это реальная судьба. Я спокоен за судьбу произведения. Я утешен на старости лет. Восхищен. И приношу вам искреннюю благодарность. Мой низкий вам поклон". (...)

На меня материал произвел большее впечатление, чем на первых просмотрах, много исправлено. Но есть целый ряд планов, по-моему, подлежащих пересъемке. Успеть бы все сделать до отъезда.

7.VI.

Пятого июня 1941 г. кончил все съемки. Слепят материал, дадут последовательность, какую найдут нужной, выберут куски, которые им покажутся лучше... и пойдут крутить по Руси-матушке... И ты уж тут ни при чем, и от тебя больше ничего не зависит...

Группа простилась со мной, как с родным и дорогим человеком... Последний бокал Шампанского выпили под тост Сергея Алоллинарьевича Герасимова: "Давайте не сдавать завоеванных позиций в "Маскараде", где мы приобщились к настоящему искусству, которое во многом помог нам понять Н. Д. М."

Я был ошарашен. Не ожидал, что моя работа будет расценена так высоко. Проводы были знаменательные. На фабрике многие режиссеры, актеры, гримеры, операторы, даже счетные работники и администраторы, даже рядовые рабочие, горячо прощаясь, изъяснялись в любви и признательности. Это счастье. Фабрика обязательно хотела выписать меня на сдачу картины и на премьеру в Ленинград.

Ну, вот и вся история моя с "Маскарадом". Пока желаний приниматься за новую работу в кино и в театре нет. Я пуст, как бочка, из которой выпито все вино. У меня больше нет ничего. Силы, желания, воля, нервы, сердце - остались там. Что из всего того, что истрачено мною, пойдет впрок и как зазвучит, что угадано, что нет - сказать пока не могу.

К материалу уже безразличен и новые куски не могу отличить от старых, как не могу сказать, хорош этот или плох... Расставаясь с ролью, грущу, что все прошло очень быстро и в угаре. В искусстве хочется жить долго и под конец радоваться, что больше уже ничего нового не можешь прибавить к роли.

19.VI. Ворошиловград. (Гастроли театра.)

В Ленинград послал телеграмму: "Шлю моим дорогим остаток сил в помощь последним вашим усилиям. Желаю победы. Весь с вами Мордвинов".

22 июня 1941 г.

Война! Страшная война! В первые же дни, соответствующие юбилейным дням (100-летие со дня смерти Михаила Юрьевича Лермонтова) картина вышла на экран.

Я думал: зачем? Пусть законсервируют. Подождут. Покажем после победы... и о другом думал: не то делал, не то сделал, кому это надо сейчас?! и пр., и т. д. Какой-то двор, какая-то личная судьба какого-то Арбенина и его жены Нины...

И вот... народ, уверенный в победе, в нашей армии, невзирая на бомбы, идет... в кино смотреть "Маскарад"! Волнуется: хвалят, плачут, беспокоятся... Это в Москве и в осажденном Ленинграде, в тылу и на фронтах: переживают судьбу героев, гордятся гением родного русского поэта М. Лермонтова.

Но когда я, спустя время, стал получать письма с фронта от бойцов, когда встречался с офицерами и генералами, я узнал, что на фронте картина пользуется исключительным успехом. Бойцы слали благодарность за то, что мы им напомнили, что у нас есть Лермонтов - представитель великой русской литературы, или качали на руках моего родственника, узнав о его связях со мною - за то, что я играл Арбенина... Мне стало радостно, что Лермонтов не устарел, он жив; что труд наш оказался не напрасным и наша любовь к автору не расходится с народной; что картина делает свое настоящее дело и, выражаясь словами одного командира, и этот "фильм встал на вооружение".

Библиотека » Н.Мордвинов. Размышления о работе актера