Троицкое-Кайнарджи. Фенино. Зенино

Выдающиеся заслуги перед государством на военном и административном поприще, постоянная благосклонность монархини содействовали тому, что в руках гр. П.А.Румянцева скопились значительные денежные и земельные богатства.

Гомель, обширное имение в Белоруссии, собственно, почти владетельное княжество, Вишенки на Украине, где фельдмаршал построил обширный дворец в псевдоготическом стиле, наконец, земли под Москвой составляли широкое поприще для строительной деятельности.

Троицкое-Кайнарджи, названное так в память столь лестного для России мира, заключенного Румянцевым в 1775 году в Кучук-Кайнарджи, прилегающие к селу деревни Фенино и Зенино, в своих наименованиях мило сохранившие имена дочерей графа, - эти три деревни составляли обширное подмосковное имение. Надо думать, что граф Румянцев был не чужд искусству; недаром одаривает его Екатерина картинами, сервизом, недаром привлекает он лучших художников для исполнения портретов, постройки домов, установки памятников. Эстетический вкус, склонность к собирательству унаследовал и старший сын его, граф Николай Петрович, создатель знаменитого Румянцевского музеума и обширнейшего книгохранилища.

Время при помощи рук неблагодарных потомков истерло многие следы деятельности этих примечательных людей. Дворец в Вишенках стоит в развалинах, дворец в Гомеле давно уже перестроен последующим владельцем графом Паскевичем, дом в Троицком не существует, с бокового фасада Румянцевской библиотеки сняты буквы истинно культурной и гуманной дарственной надписи - "От канцлера графа Румянцева на благое просвещение". Льстивые и подлые "царедворцы" наших дней присвоили книгохранилищу иное имя...

В Троицком стоит только двухколокольньщ храм - интересный памятник развития типа постройки, встретившейся в соседнем Яковлевском-Пехре, да остатки регулярного липового парка. И как ни странно, от Румянцевых остались главным образом скульптуры, монументы, рассеянные в разных местах до сих пор. Странные, не совсем обычные судьбы русской скульптуры сказались и здесь. В Риме знаменитому итальянскому ваятелю Канове была заказана мраморная "Статуя Мира", сохранившаяся и посейчас в одном из книжных залов Пашкова дома. Эта фигура, отлитая в бронзе, послужила составной частью памятника гр. П.А.Румянцеву в Гомеле и Екатерине II в Фенине. Впрочем, оба они были поставлены уже после смерти фельдмаршала, так же, конечно, как надгробие его в Киево-Печерской лавре.

Этот монумент, исполненный в сером и желтом мраморе, - великолепный образчик блестящего сотрудничества двух выдающихся художников начала XIX века - скульптора Мартоса и архитектора Т. де Томона. Содружество это не случайно - им обязана история русского искусства чудесным павильоном "Супругу-Благодетелю" в Павловске; оно же, без сомнения, налицо и в надгробном памятнике церкви села Самуйлова, роскошного имения князей Голицыных в Смоленской губернии, где дом, возможно, проектировал Т. де Томон. В "папках Музея изящных искусств в Москве сохранилось несколько проектов-вариантов памятника графу Румянцеву в Киево-Печерской лавре, а в здании Пашкова дома на лестнице медальон - портрет фельдмаршала, увеличенное повторение профиля киевского монумента. Как уже говорилось выше, оба памятника - Екатерине II в Фенине и фельдмаршалу Румянцеву в Гомеле - восходят к "Статуе Мира" Кановы. Они совершенно однотипны, их автором является известный русский скульптор Демут-Малиновский, несколько лет учившийся своему художеству в Риме у Кановы. Совершенно так же, как Канова беззастенчиво перерабатывал антики иногда - как то показывает пример Персея - Аполлона Бельведерского с очень незначительными изменениями, так и русский скульптор совершенно хладнокровно перенес в свои монументы 1834 года бронзовый отлив с хорошо ему известной, конечно, "Статуи Мира".

На постаменте с пытающейся всползти на него змеей стоит портретный бюст Екатерины II в античном шлеме (в Фенине), графа Румянцева - в Гомеле. Справа, чуть опираясь на пьедестал, стоит аллегорическая женская фигура, одетая в ткани, прекрасно моделирующие ее грациозное тело, с копьем в левой отставленной руке и оливковой ветвью, символом мира, в правой. Тождество бронзовой фигуры с мраморным оригиналом полное, но, несмотря на это, почему-то не бросилось оно в глаза исследователям русского искусства. На пыльной деревенской улице этот памятник Фелице, точно ответ на колонну, поставленную Екатериной в Царском Селе, "Победам Румянцева", кажется теперь каким-то чудным и неоправданным анахронизмом. Впоследствии в прекрасном, удивительно зрелом, но все еще всецело мартосовском памятнике графу Барклаю де Толли в Йыгевесте Демут дал дальнейшее развитие воспринятому им женскому образу в фигуре Победы; венчающей венком бюст полководца, эффектно выделяющийся на фоне гранитного треугольника. Фигуры, барельефы, военная арматура - все это сообщает эстляндскому памятнику в деревенской церкви характер торжественного монумента, на который, если бы не обстоятельства, имел все права Барклай де Толли.

Фамилия Румянцевых пресеклась с канцлером Николаем Петровичем. Книги, коллекции, картины стали служить "благому просвещению". Родовые земли и усадьбы перешли к новым владельцам, придавшим им уже иной характер. Зениным владел в середине XIX века кн. Н.А.Дивов.

Печатавшиеся целых два года в "Русском архиве" записки гр. М.Д.Бутурлина бесспорно являются одним из ценнейших источников для знакомства с русской усадебной жизнью первой половины XIX века. Усадьбы Калужской, Московской, Тульской, Рязанской губерний, где по обязанностям своей службы или по общественным связям бывал автор, - составляют длинный список, свыше ста мест. Граф Бутурлин, однако, не ограничивался литературными описаниями; свои способности рисовальщика, верно, унаследованные от матери, урожденной графини Воронцовой, он употребил на зарисовку тех мест, куда условия жизни или случай его приводили. Можно думать, что им составлено было несколько таких альбомов, где тщательность рисунка и прирожденный вкус в выборе мотивов искупают погрешности дилетантского почерка. Описывая Большую Алёшню, имение Кикиных-Волконских в Рязанской губернии, граф Бутурлин прямо сообщает, что им было снято много видов усадьбы, которые он предполагал издать при помощи литографии. Однако почему-то это намерение, несомненно, обогатившее бы скудную литографию русских усадеб, не осуществилось. Рисунки, хотя и были исполнены, не были размножены в литографических оттисках. Если бы не случайная находка, едва ли можно было бы познакомиться вообще с характером его иллюстраций к столь интересным запискам. В 1928 году лицом, назвавшимся вымышленным именем, был принесен в Музей изящных искусств альбом карандашных рисунков с предложением приобрести их. Перелистывая альбом с мелькавшими в нем видами Троицкого княгини Дашковой, Воронцовки графов Воронцовых, Городища и Зенина Дивовых, Большой Алёшни Волконских, Знаменского Бутурлиных, сразу показалась близкой вся эта серия зарисованных видов к запискам, напечатанным в "Русском архиве". И действительно, почти все листы имели на себе подпись автора - гр. М.Д.Бутурлина. Покупка не состоялась, и альбом был взят владельцем обратно. Можно было думать, что ценнейший альбом этот, на несколько дней вышедший из забвения, снова канет в Лету. Однако тщательные поиски, произведенные в Тамбове, установили, во-первых, прежнее местонахождение альбома в Воронцовке, также адрес его владельца. Неведомыми путями рисунки графа Бутурлина оказались во владении некоего "красного командира", у которого он и был приобретен автором настоящих строк. Таким образом, ценнейший иконографический материал оказался не потерянным для истории русского, в частности усадебного, искусства. Внимательное обследование показало, однако, что альбом сохранил не все свои листы. Ряд страниц из него был вырван, вероятно, какими-то любителями "картинок". Это обстоятельство предрешило судьбы остальных листов. Три рисунка, изображающие Воронцовку, перешли в собственность автора до сих пор не напечатанной монографии об этой усадьбе А.В.Лебедева, серия изображений Алёшни поступила в коллекцию Ю.Б.Шмарова, один рисунок, представляющий давно сломанную, но крайне интересную для русского искусства двухшатровую церковь XVI века в Серпухове, поступил в Исторический музей как важный иконографический документ. В нашем собрании оказались остальные листы. Двум усадьбам своего родственника Н.А.Дивова - селу Городище на Оке и Зенину под Москвой - отвел в своем альбоме граф Бутурлин заметное место. Два рисунка изображают любопытнейший дом в Городище, построенный Дивовым в виде турецкой мечети с минаретом и псевдовосточными украшениями на стенах. Этот деревянный дом больше не существует; быть может, его восточный характер - некоторая дань couleur locale Рязанской губернии, где в татарском городе Касимове и посейчас видны еще некоторые остатки мусульманского искусства. Другие рисунки, более многочисленные, представляют Зенино со стороны сада, где на невысоком пригорке стоит небольшой дом, окруженный деревьями, и со стороны въезда, а также запечатлены постройки фермы, частично возведенные архитектором Дюкро в псевдорусском стиле, фермы, образцово здесь поставленной видным и передовым сельским хозяином своего времени, каким был Н.А.Дивов. Все эти постройки, частично уцелевшие до нашего времени, показывают то эклектическое искание новых форм зодчества, которое столь характерно для николаевской эпохи и которое не миновало и русской усадьбы. Любительский альбом графа Бутурлина, куда он заносил все "занимательное", встречавшееся ему в городках и усадьбах, оказался чудесным документом об утраченном... В посмертном венке русским усадьбам одна веточка, несомненно, принадлежит этому мемуаристу и дилетанту- художнику...

1994

Библиотека » Усадьбы-памятники в окрестностях Москвы