Мы из джаза

Художественный фильм

Автор сценария - А. Бородянский

Режиссер - К. Шахназаров

Оператор - В. Шевцик

Мосфильм. 1983 г.

Нельзя сказать, что фильм начинающего тогда режиссера - кроме дипломной короткометражки "Шире шаг, маэстро!" (кстати, это был и дебют его оператора Владимира Шевцика) он сделал только фильм "Добряки" по Шукшину - стал лидером проката или культовым фильмом. Но замечен был всеми. И прессой благосклонно привечен, и призы получил по тем временам престижные: Специальный приз жюри на IV Фестивале молодых кинематографистов в Москве (1984) - "за талантливое решение молодежной темы средствами музыкальной комедии". И назван лучшим фильмом 1983 года - по опросу журнала "Советский экран". И признан лучшим комедийным фильмом на III Всесоюзной неделе - смотре работ молодых кинематографистов в Кишиневе.

И на зарубежных киносмотрах его вниманием не обошли - Специальный приз жюри МКФ музыкальных фильмов в Гренобле, Серебряная медаль МКФ в Лодзи; Дипломы МКФ в Лондоне, Чикаго и Белграде.

Удивительно, правда, что приз за лучшее исполнение достался только Лене Цыплаковой, прелестной в роли певицы-вамп, а актерам-мужчинам, исполнившим главные роли, в том числе совсем тогда молодым Игорю Скляру и Александру Панкратову-Черному, чья популярность, собственно, и началась с этого фильма, - ничего не перепало. Видимо, дорожку перешли исполнители идеологически более актуальных ролей.

И публика, видимо, откликнулась на лозунг из фильма "Искусство - трудящимся!" (висящий во всех организациях по культуре, куда обращались герои): 17 млн. зрителей - это точка отсчета, обозначающая, что фильм окупил затраты и начинает приносит прибыль.

Чем все же так привлекательна оказалась и для публики, и для критики эта картина, не обладающая ни интригующим сюжетом, ни динамичным действием, не обремененная даже любовными страстями? (Если уж говорить о жанровой классификации, так фильм этот вообще можно отнести к рубрике "на производственную тему" - как повествующий о людях, горящих на своей работе, и об их борьбе с традиционными методами за внедрение новых, авангардных. Смешно, конечно...)

Не в последнюю очередь сказалось, видимо, то, что кинематограф начала 80-х достиг едва ли не крайней точки несоответствия предложения спросу. И когда с одной стороны - всесоюзная премьера глобального эпоса "Красные колокола", на которую билеты закупались предприятиями по демпинговым ценам в добровольно-принудительном порядке, а с другой - выплескивалось на экран овладевшее уже к тому времени умами сознание неблагополучия общества, бессмысленности, тупиковости, бездарности и бесследности нашего существования - "Полеты во сне и наяву", "Остановился поезд", "Летаргия", "Слезы капали", "Без свидетелей", "Оглянись", - история начинающих музыкантов, "заболевших" джазом, и их трагикомических злоключений в борьбе за право на его существование в насквозь идеологизированном обществе оказалась бальзамом на душу зрителя. Тем более что нам-то уже заранее было известно, что симпатичные герои выиграют этот поединок! А поскольку по уровню заидеологизированности времена были вполне сопоставимы: еще лежали на "полке" фильмы Муратовой, Германа, Аскольдова, Панфилова, но уже пробивал себе дорогу подпольными (в буквальном смысле) концертами питерский рок; и диссидентские бардовские концерты полулегально, по ночам шли с аншлагами; и не отшумела еще битва за легализацию "Битлов"; и сбивались с ног представители власти, тщетно пытаясь перекрыть дорогу проникновению "чуждой идеологии" через новое техническое средство - видеомагнитофон (вырубая свет, чтобы заклинило видик с кассетой какого-нибудь "Последнего танго в Париже"), - то все это сближало зрителей с героями, рождало понимание, вызывало сочувствие и вселяло оптимизм. Поэтому так радостно был встречен фильм, который "молодые щенки" 80-х сделали о таких же целеустремленных, самоуверенных и дерзких "щенках" 20-х.

И у тех, и у других все было еще впереди: и премьеры, и слава, и пресса. Хотя Александру Бородянскому уже очень повезло в жизни - сам Георгий Данелия сделал "Афоню" по его первому сценарию!.. И Шахназарову повезло - поскольку "Мы из джаза" снимались в творческом объединении, возглавляемом тем же Георгием Николаевичем, и он раз десять заставил их переписать сценарий, да и сам многое предлагал. (Сегодня Карен Шахназаров признается, что это была великолепная школа, и сожалеет, что нынешние молодые лишены возможности такого вот патроната мэтров, что исчез напрочь институт профессиональной редактуры, и потому сценарии сегодня нередко пекутся как блины за неделю, а то и меньше, что явно не идет им на пользу.)

Влияние мэтра чувствуется хотя бы в равнозначимости персонажей в многофигурной композиции, что присуще всем его фильмам и блистательно ему удается. Очень трудно сделать фильм на четырех главных героев одного пола! Тем более когда это не пограничники и не менты - то есть не герои действия. Но здесь характеры проработаны столь виртуозно, все персонажи такие разные, что актеры имеют возможность (и блистательно ее реализуют!) в каждом поступке, в каждой реплике, в своей реакции на действия партнера или на новую ситуацию, вести себя совершенно в той логике, какая характерна, органична именно для данного чудака. Впрочем, на каких весах можно взвесить персональный вклад каждого из тех, кто придумывает и творит вымышленную реальность?! Что придумал сценарист, что - режиссер, что родилось из актерских импровизаций, что добавила музыка Кролла, что - камера Шевцика?.. Главное - что у них у всех это здорово получилось!

Итак - герои.

Костик (Игорь Скляр) - мечтатель-идеалист, трогательный и чистый до наивности. Нежнейшая и возвышенная душа. Да, фанатик, но - безобиднейший! И потому, что интеллигентен, и потому, что объект его фанатической преданности и любви - изящная, веселая и легкая музыка, которая одаривает внимающего ей хмельной весенней радостью бытия, поднимает настроение, вселяет оптимизм И единственный способ убедить не верующих в джаз он видит только в том, чтобы научиться играть его так зажигательно, так виртуозно, чтоб даже глухому стало ясно, какая это революционная и прогрессивная музыка! Но при всей мягкости и ранимости он тверд и непогрешим, когда речь идет о чести и любимом деле. Как - не моргнув глазом - весело и азартно бросает Костя вызов и своим товарищам по музыкальному техникуму, требующим его исключения, если он не даст слово - никогда больше не играть джаз, и грозному директору, очень смешно - по привычке! - хватающемуся за то место на боку, где, видимо, еще недавно висел маузер. (Ясно, что выстрел в воздух для него - проверенный способ остановить бузу, в данном случае - охладить пыл не в меру разошедшихся революционных музыкантов.) "Я хочу вам сказать, - спокойно и радостно заявляет им Костик.- Я! Буду! Играть! Джаз!" И - красиво уходит, разом лишившись и диплома в перспективе, и продовольственных талонов уже с сегодняшнего числа. Материальные блага для него ничегошеньки не значат. Для него главное - идея! Это время вообще плодило и идеи, и идеалистов в немереных масштабах...

Но один на площадке - не джаз-банда... И стал Костя искать единомышленников... Почти как герой "Великолепной семерки"...

А в это время парочка уличных музыкантов зажигательно "лабала" непритязательные куплеты про чемоданчик, стоявший у окна, для столь же непритязательной публики. Играли, пели, плясали - и праздная толпа охотно им подтанцовывала. Да не шибко, видно, богатой та публика была, раз условия, на которых пела в хоре санпросвета их приятельница Кэт - Елена Цыплакова - денег нисколько не платят, зато питание бесплатно и кусок мыла в месяц выдают, - показались им весьма заманчивыми. Одна закавыка - хор женский... Поэтому как нельзя кстати попалось им на глаза объявление Кости, приглашающего на работу в загадочную джаз-банду...

Восторженный Костя эту парочку озадачил, огорошил, даже испугал. "Больной, - объявил Степа, - удерем". "А вдруг прославимся? Нет, ну а вдруг?!" - искушал Жора. Так Костя нашел банджо и ударника. Парочку еще ту!

Банджо - Степа (или Степан Аркадьич, как неизменно стал называть его интеллигентный Костя) - оказался полной противоположностью ему. Прагматик! Предпочитает синицу в руках журавлю в небе, и, если бы не вмешательство в свой час секретаря "Воланда" (вора в законе Папы - Е. Евстигнеев), так бы и упустил Степан Аркадьич свое счастье, так бы и остался уличным музыкантом, сшибающим копеечки с неприхотливой публики. И хамоват-то он, и меркантилен, и задирист, и безусловный, как сейчас определили бы психологи, лидер! И авантюризм у него в подкорке. Этакое родное дитя Одессы-мамы с непростым дворовым детством. Но при этом - неотразимо артистичен. Как, впрочем, и исполнитель его роли Александр Панкратов-Черный.

А коллега его и напарник Жора (Николай Аверюшкин) - лопух лопухом. За Степой хвостиком ходит. Заискивает. Подыгрывает. Но совершенно искренне - так как Степой восхищен. Без всякой зависти добровольно отдает ему пальму первенства во всем. Но на сцене темпераментен донельзя. На первом концерте чуть всю аппаратуру не разнес - в такой азарт вошел!

При этом все трое, включая и Степу, предельно простодушны. Не понятые пролетарской публикой, применившей грубую силу, чтобы согнать их с эстрады, они легко покупаются на комплименты и интеллигентное предложение сыграть вечером для юбиляра в роскошном ресторане. Едва упав духом, мгновенно воспаряют. Вдохновленные немыслимо высоким гонораром, впавшие в эйфорию от бурного восторга публики, польщенные приглашением за столик к самому юбиляру - поклоннику и тонкому знатоку джаза, вживе слышавшему всех Костиных кумиров, - они, лишь оказавшись в кутузке за компанию с передравшейся публикой, узнают, что выступали на воровской сходке... Зато авторы и судьба именно там преподносят им дотоле тщетно искомое - вожделенного саксофониста, многоопытного армейского музыканта, неведомо как просуществовавшего с момента отречения государя до дня судьбоносной встречи в кутузке. Но существовавшего непросто - если учесть, что, пробудившись, он не сомневается, что, конечно, он в тюрьме, но вот в каком городе эта очередная тюрьма находится, просит подсказки сокамерников.

Иван Иванович Бавурин (Петр Щербаков) - личность зрелая, самодостаточная, уравновешенная, но недалекая. Критически оценивает нонешнюю реальность. "Это что... Вот при батюшке государе..." - его любимый "запев" по любому поводу. Любимая реплика на все объяснения: "Ну?.." И все время с разной интонацией. Философ. Доведя до истерики всю группу, пытавшуюся ему втолковать, что импровизация - это не игра по нотам, а полет души, размышляет: "И кто эту импровизацию выдумал? Должно, немцы - вечно придумают что-нибудь, а мы мучайся". И чтобы избавиться от тягостных раздумий, заключает: "А сыграю-ка я что-нибудь для души". И летит над городом вслед разъяренным коллегам пронзительно грустное соло на саксофоне - марш "Прощание славянки".

Фильм упрекали не в обилии музыки - как же может быть иначе в фильме про музыку и музыкантов, но в излишней протяженности музыкальных номеров, - видимо потому, что водевиль уже был забыт, а мюзикл до нас еще не дошел. Но, по-моему, эти упреки совершенно безосновательны - ибо эти "музыкальные паузы" так драматургически выстроены, что никак не являются "паузами", вставными номерами, а, напротив, позволяют и героям раскрываться, и реакцию публики на их выступления и шире - на джаз - отслеживать. Фильм действительно тяготеет к мюзиклу (так что ж в этом плохого?!) - и по мере условности, очищенности от быта, и по тому, как начинает вдруг танцевать публика на улице или прибывшая в Москву знаменитая негритянская джазовая певица Клементина Фернандес (неожиданно ярко и остро характерная Лариса Долина) начинает петь прямо на вокзале, не успев ступить на платформу.

В картине заложено столько почек мюзикла - и живописность кадра, и изящное мизансцениро-вание массовки, и пластика не бытовая, переходящая в танец, и мягкий юмор по отношению к персонажам, и беззлобная ирония по отношению к эпохе (вспомним хотя бы, как на прослушивании джаз-банды комиссией им задают вопрос когда было восстание Спартака, и, получив правильный ответ, заключают: имеют право играть в парках города. Или реплику официанта столовой пролетарских музыкантов, заявляющего героям после разгрома джаза в центральной прессе: "Как агентов буржуазной культуры - кормить не велено. Освободите стол". Ну прямо Булгаков!

И возвышенность чувств (ах, святая мужская дружба - Костик отказывается от заманчивого предложения "раскрутившейся" Катьки-Кэт, ставшей "звездой" Изабеллой Фокс, работать вместе, но - с другими музыкантами (а по томно-игривым ее взглядам ясно, что и не только работать). Бедный Костик, потерявший было дар речи от ее прелестей, обретает его от ее цинизма, и сурово отказывает - он не предаст, ведь они вместе начинали! И ему воздастся - когда "самый крупный специалист по джазу" артист Орлов (Юрий Васильев) из профессиональной ревности - зачем же давать дорогу талантливым конкурентам! - высокомерно и фальшиво-сочувственно посоветует Костику: "Джазом вам заниматься не надо, возвращайтесь в училище, из вас может получиться хороший композитор, пианист", и Костик, по наивности приняв коварство за искренность, впадет в депрессию, - друзья организуют для него мистификацию с явлением знатока и ценителя джаза питерского капитана Колбасьева - наняв прощелыгу, согласившегося изобразить эту мифическую личность, и от ее лица объявить Костика королем джаза (Бронислав Брондуков) - и отдают вымогателю не только всю наличность (три рубля!), но и золотой зуб Ивана Ивановича.

А чего стоит утонченная музыкальная беседа Костика - задыхающегося от благоговения перед именами, которые они называют, и заодно перед человеком, который сподобился всех их вживе видеть и слышать, - с Папой, который оценивает уровень музыканта очень своеобразно (что ускользает от внимания Кости, но не от внимания зрителей: "Публика забывала обо всем на свете, вы представляете, как легко нам работалось" или "Я не очень любил Джоплина - богатая публика на него мало ходила..."). Ей-богу, жаль, что этот хорошо "спевшийся" коллектив: Бородянский - Шахназаров - Шевцик - Кролл так ни одного чистого мюзикла и не сделал. А может, еще сделают! Учитывая, что Шахназаров теперь - талантливый, опытный режиссер, мудрый и чуткий на конъюнктуру в хорошем смысле - прсн дюсер, а мюзикл сегодня едва ли не самый популярный жанр в нашей стране.

Наталья Милосердова

Русское кино