|
||||||||||
|
||||||||||
|
Николай Плотников. Творческая биографияПривычно произносится: Николай Черкасов, Михаил Жаров, Борис Чирков. Трудно произнести "Николай Плотников". Он - Николай Сергеевич. Говорят, просто по имени его не называют даже ближайшие друзья. Родившаяся слава этого актера не была неожиданной. Его знали и любили многие на протяжении почти четырех десятилетий. Режиссеры приглашали его сниматься не часто, но зато на самые ответственные роли. И бывало порою так, что критика хоронила фильм, вышедший только что на экраны, но в конце злой рецензии вдруг резко меняла тон и пела хвалу удивительной работе всегда неожиданного, всегда крупного актера, имя которого еще в 1934 году появилось в титрах: Н. Плотников. А на исходе седьмого десятка своей жизни актер, который с небольшой поправкой может быть назван "ровесником века" (в конце концов, мелочь - родился в 1900-м или 1896-м), сыграл в фильме "Твой современник" и стал одной из самых ярких фигур именно современного нашего искусства. О нем нельзя сказать, что он пришел в кинематограф из театра. Просто известный театральный актер вошел в кинематограф, когда новорожденный звук на экране потребовал от киноактера обновленной пластики и высокой культуры слова. Вошел, как к себе домой. Сыграл в фильме режиссера Д. Марьяна рабочего-механика Михайлыча - степенного, рассудительного, хитроватого. А год спустя был фильм "Вражьи тропы" (по роману Ивана Шухова "Ненависть") режиссеров О. Преображенской и И. Правова. Фильм был честный, грамотно сделанный, но авторы его, очутившись во власти огромного материала романа, не сумели передать всю остроту классовой борьбы в деревне. Плотников играл во "Вражьих тропах" Лазаря Нашатыря - бедняка-подкулачника. И был этот герой меньше всего похож на стандартного кинозлодея, на схематическую формулу "агентуры классового врага". Перед зрителем возникал человек мечущийся, человек запутавшийся, влекомый непонятной ему силой, готовый едва ли не завыть в любой момент. И Нашатырь воет. Воет, когда, катаясь по земле, гасит подожженный им же самим по наущению кулачья хлеб в поле. Плотников подводил своего героя к этому взрыву исподволь, показывал громадную внутреннюю напряженность души "нечаянного подкулачника". А четыре года спустя актеру пришлось снова предстать перед кинокамерой в гриме крестьянина. И здесь у актера был удивительный партнер - Борис Васильевич Щукин. Так родился первый шедевр Плотникова - кулак в фильме М. Ромма "Ленин в 1918 году". Колючий, настороженный взгляд. Речь резковатая, внешне бесхитростная. Сидит и беседует с Лениным мужик "справный", знающий цену хлебу, цену труду, каким добывается этот хлеб. Мужик жесткий, крепкий, с тяжелыми руками. Хозяин. Вот Ленин быстрой походкой входит в кухню, обнаруживает там гостя своей домашней работницы, земляка ее, мгновенно ориентируется: значит, тамбовский. Начинается беседа. Ленин вначале ласково заинтересован, потом насторожен. Его собеседник мало меняется по ходу разговора. И только глаза - все те же, колкие, настороженные - порой слишком сужаются, горят тяжелым огнем, да хрипловатый голос звучит слишком сдавленно, как бы подминая клокочущую, готовую прорваться злость. Именно злость, не злобу. И так же, без злобы, голос этот вдруг открывает путь ненависти. Ленин видит этого человека впервые; без труда открывает он в нем матерого кулака. Кулак - как определил в разговоре сам Ленин - пришел "пощупать". Не вышло. Кулак убедился не только в незыблемости большевистской политики, но и в незыблемости своей ненависти. И удивительно точно Плотников позволяет своему персонажу открыть шлюзы не абстрактной классовой ненависти, а ненависти именно к собеседнику, к Ленину. Идет разговор двух людей, позиция каждого ясна и определена издавна, но открытие вражды происходит именно сейчас, в момент, когда произносятся сначала осторожные слова, потом сменяющиеся жесткими, обоим понятными формулами. И точно так же, еще и еще раз подчеркивая индивидуальные черты творимого им образа, завершает этот знаменитый эпизод Плотников. Война объявлена. Нужно уйти. И тогда появляется на лице хитроватая, рядящаяся в лакейскую покорность "мужичка" улыбочка, изгибается в поклоне обмякшая вдруг спина, сильные руки начинают застенчиво мять шапку. Медоточивый голос произносит: "Прощеньица просим". Ленин не отвечает на игру, не подхватывает предложенный кулаком вариант расставания. И тогда, уже не насилуя собственный голос, резкой ненавистью, кулак чеканит: "Ваше превосходительство!" А фигура еще согнута, улыбочка еще не сошла с лица. Так открывает Плотников смятенность своего героя - иную, чем у Нашатыря, смятенность врага. Это была не первая встреча Плотникова и Щукина на экране. В 1936 году оба актера снялись в фильме В. Строевой "Поколение победителей". Путь, пройденный плотниковским героем Степаном Климовым - профессиональным революционером, партийным интеллигентом, вышедшим из рабочих низов, был сложен. В первых эпизодах фильма обнаружилось, что глаза актера могут светиться бесконечной печалью, что характерный голос его может произносить проповеди, и страстные, и горестные, жалеть человека, жалеть весь род людской. А дальше... Ум горестный, заставлявший глаза стыло уходить взглядом внутрь, сменялся умом живым, бойким, гибким. И вот странность: чем больше рос Степан Климов духовно, тем больше смеялся зритель при появлении этого героя на экране. Смеялся смехом добрым, понимающим, потому что Степан Климов как бы на наших глазах обретал и оттачивал завидное чувство юмора, потому что актер Плотников мягко обыгрывал комические моменты в биографии своего героя. Да и как было не смеяться, глядя на потерянное лицо Степана, одетого по последней европейской моде и убийственно коверкающего немецкие слова. Через живую судьбу раскрывается характер вчерашнего жителя дремучих петербургских трущоб, сегодня вынужденного вкусить все неожиданные повороты жизни профессионального революционера. Так Плотников заявил о самой существенной стороне своего дарования. Мало найдется актеров, у которых духовность проникновения во внутренний мир человека была бы столь органически спаяна с юмором. Общение с Щукиным на экране не было случайностью. Многое роднит этих актеров. Они и в жизни были друзьями. Именно Щукин ввел Плотникова в коллектив Вахтанговского театра, где Николай Сергеевич работает уже три десятка лет. В 1937 году Щукин сыграл Ленина в "Человеке с ружьем" на сцене вахтанговцев. В 1954 году, при возобновлении спектакля, Ленина играл Плотников. Два года спустя на экраны вышел поставленный Е. Дзиганом фильм "Пролог". Фильм о революции 1905 года. В роли Ленина - Н. Плотников. Знакомый материал. Близкий, дорогой образ. И - творческая неудача. Беда заключалась прежде всего в том, что вокруг Ленина в "Прологе" были костюмные иллюстрации к великим событиям, а не сами события, были схемы людей, а не живые люди. Плотников в кино часто играл и не главные роли. Но всегда созданные им образы становились в ряд главных. Это можно сказать об иконописце Жихареве в фильмах М. Донского "В людях" и "Мои университеты", об Эдгаре Оппенгейме в "Семье Оппенгейм" Г. Рошаля.О последней роли сейчас вспоминаешь с особым чувством. Плотников играл ученого-творца. замечательного хирурга, которого пытается физически раздавить "истинно арийский" скотский сапог. С той же легкостью, с той же искренностью, которой отличалась работа над образом впервые попавшего "в Европы" рабочего Степана Климова, Плотников сыграл интеллигента, носителя высоких ценностей, веками создававшихся европейской культурой. Сорокалетний Плотников словно постарел, появившись на экране в образе Эдгара Оппенгейма. И эта умудренная опытом преждевременная старость человека, вставшего на путь морального противостояния фашистскому изуверству, беспощадно срывала маску с чванливой "молодости" симменталов в мундирах штурмовиков, пришедших разрушать. Движения Плотникова были скупы, речь размеренна. Редкостный актерский темперамент как будто загонялся вглубь. Так рождалась двойственность образа. Уверенность ежеминутно грозила обернуться растерянностью, философия морального противоборства разбивалась о слишком материальные кулаки и боксерские плечи стражей "тысячелетнего рейха". И эта же сдержанность, это же спокойствие вдруг представали перед зрителем в ином качестве, когда в тюрьме Эдгар Оппенгейм сталкивался с коммунистом, идущим на казнь со словами Гёте. Необычная скупость Плотникова отыгрывалась высшим философским обобщением, актер мог лаконичными штрихами заставить нас поверить в то, что Эдгар Оппенгейм обрел духовную молодость, что его гуманизм нашел, нащупал твердую почву. Сдержанность искрометного Плотникова всегда давала удивительный результат. Крошечная роль в "Падении Берлина" М. Чиаурели - фельдмаршал Браухич. Прием у Гитлера. Фюрер распоясался, фюрер в истерике, фюрер вот-вот упадет на пол и начнет бить ногами. Фюрер распекает генералитет, неспособный с опереточной легкостью провести в жизнь стратегические планы бывшего ефрейтора. И в этом хаосе визгливых звуков, насыщенных красок, резких движений - замершая небольшая фигура. Вытянутые по швам руки - но вытянуты они так, что почти физически ощущаешь сдержанную ярость, сдержанное отчаяние. Опущенная голова - голова виноватого, сознающего свою вину, и одновременно - голова, прижатая к груди, чтобы не взвыть. И глухой, тихий голос: "Мой фюрер, война с Россией - это такое дело, которое знаешь, как начать, но не знаешь, как кончить". Сопоставим роли Плотникова, о которых мы говорили, и откроем для себя главное: этот актер воистину не знает, что такое сопротивление материала. Одинаково убедительный в роли тамбовского кулака и германского профессора, питерского подпольщика и фашистского фельдмаршала. Разговор наш был бы неполным, если бы мы не вспомнили одесского шпика, блестяще сыгранного Плотниковым в фильме В. Легошина "Белеет парус одинокий". Вертлявый человек с усами, строящий козни скрывающемуся от преследований полиции потемкинцу Родиону Жукову, рабочим-подпольщикам, юным героям фильма. Более достоверного, более профессионального шпика на наших экранах не было. Злые цепкие глазки, нависшее над дегенеративным лбом канотье, с какой-то склизкой ладностью пригнанный костюм, великолепно обыгранная, втройне подчеркивающая воровскую суетливость движений тросточка. Хриплый, хамский голос, пошлые усы. Сыграть такого человека можно,лишь возненавидев его. Плотников сыграл, сыграл замечательно. Режиссер, раз снявший Плотникова, почти всегда приходил к этому актеру вновь. М. Ромм, четверть века спустя после создания своей ленинской дилогии, открыл новую страницу не только в собственной творческой биографии, но и во всем нашем кинематографе, поставив фильм "9 дней одного года". На экран пришли люди молодые, страстные, трудные, несущие миру знание, и не на словах, а на деле ответственные за судьбы людей. Первым, кто заставил зрителя почувствовать новое, был человек в нелепом халате. Старый человек, стремительно двигавшийся по бетонным коридорам среди воя сирен, суеты бесчисленных фигур. Какая-то неведомая еще драма фокусировалась в этой фигуре, в этом необычном лице. Лицо некрасивое, резкое, с выдающими возраст мешками щек, с мощным голым черепом, с волевым, грубо высеченным ртом. Пока человек шел - нет, пока он летел, - выяснилось, что зовут его академик Синцов, что получил он только что смертельную дозу облучения. Но не было патетических речей над отходящим академиком. Сам он не произносил громких слов. Первое, что становилось ясным, - неуместность всякого словесного пафоса здесь, в присутствии этого человека. То, что другие, окружающие, воспринимали как трагедию, он превращал в быт, в обыденность. Его внешняя заземлен-ность, которая в мало-мальски иной ситуации показалась бы комичной, и была средоточием трагедии. Здесь уместна была женщина в переднике, врывавшаяся в помещение и со сдавленным стоном повторявшая: "Я знала". Здесь уместно было сварливое нежелание писать чужим карандашом и откровенная, детская радость, когда нашелся "свой" карандаш. Как раз в этот момент зритель и мог лучше всего разглядеть глаза странного человека на экране. В глазах появлялось беспокойство, потом грусть. Растерянность - когда прибегала бессильная от горя жена. И - странная задумчивость, когда, самого себя оборвав на полуслове, человек понял, что не будет больше ни жизни, ни работы. "Он так сильно воздействовал на зрителя своим интеллектом, что мог бы без слов провести громадную сцену. Мысль его становилась доходчивой. Когда он думал, то все это зрителю было видно - настолько сильна была органичность образа актера-мыслителя...", - писал Плотников о Щукине. Сам Плотников тоже сыграл видимую мысль. Зритель открыл для своя обаяние творца, естественную жертвенность подвижника, идущего на риск не во имя словесных красот, а просто потому, что наука порой требует жертв, и для того, кто живет наукой, риск есть дело обыденное. Было в этом открытии и другое. Плотников открыл нам нашего современника - гения. И притом гения, не от бога явившегося на грешную землю. Академик Синцов - это человеческий итог революции. Он тоже ровесник века, его "гениальный характер" - это гениальный характер народа. И простота, демократизм, органичность простоты - это тоже свойства нового человека, рожденного народом, поднятого народом и революцией на громадные высоты интеллектуального труда. Этого до Плотникова еще никто на нашем экране не играл. Играли громокипящий интеллект, Играли подчеркнутый демократизм. Плотников заставил следить - пользуясь его же собственными словами - "не за тем, что делает актер, а что с ним делается". И давние и новообращенные поклонники таланта актера стали ждать новой роли, новой работы с нетерпением почти яростным. Ждали многого. Выход на экраны фильма "Твой современник" превзошел все ожидания. О работе актера в этом фильме написано уже очень много. Написано недавно, и восторженные отклики свежи в памяти, так же как и яростные споры, которые вели едва ли не все, кто видел фильм. Кого играет Плотников? Кто такой инженер Ниточкин? Провинциал. Вспомните, как он смешно выглядит в своих помятых широченных брюках на фоне элегантной толпы в вестибюле гостиницы "Украина". Вспомните, как смешно таращит он глаза и надувает щеки, когда собеседник предлагает ему дать взятку администратору. Грубый. Вспомните, как бестактно ведет себя Ниточкин на совещании в Совете Министров, как перебивает ораторов, как голосом, весьма несимпатичным, попросту грубит. Вспомните, сколько тяжких минут доставляет он своему спутнику - Губанову. Чудак. Как нелепо он обижается, как нелепо "дуется" на Губанова, как смешно стоит к Губанову спиной в аэропорту, хлопая глазами и неизменно раздувая щеки. Лирик. Правда, когда выпьет. Но тогда он может читать стихи, юношески рассказывать о своей влюбленности в супругу - весьма почтенную, надо думать, даму. Можно назвать еще десятки человеческих свойств и качеств и найти убедительнейшие штрихи в характере, созданном Плотниковым, которые подтвердят: да, Ниточкин именно такой. А может быть, скажем иначе: и такой? Что же связывает разноречивые черты этого странного, дотоле необычного для наших экранов образа? Сам герой на разные лады, с разными интонациями произносит ставшую поговоркой фразу: "Страстями надо жить, страстями". Поверим герою. Да и как не поверить: Ниточкин на самом деле импульсивен, его реакция на любое событие всегда неожиданна. Оттого мы и смеемся - неизбывное чувство юмора, столь свойственное Плотникову, здесь превращается в какое-то сверхчувство. Но задумаемся: ведь как просто было распылить образ, пустить его на некий юмористический самотек и сотворить удачный, в чем-то безусловно даже новый тип экранного чудака, этакого деда Щукаря от науки. Плотников находит смысловой каркас роли - интеллект. Ниточкин удивительно сочетает в себе простую житейскую мудрость с ясностью научного мышления. Мало того: он верит в свои силы потому, что может в любой момент, взяв карандаш, с цифрами доказать свою правоту. Каждым жестом, каждым движением своим актер предостерегает даже самых пристрастных зрителей: не путайте уверенность в своей правоте с самоуверенностью. Долго длился вызванный фильмом спор: кто прав? Прав ли Ниточкин, с дотошностью лесковского Левши доказавший выгодность предложенного им метода и забывший о том, что свертывание строительства надолго сломает жизнь тысяч людей, пустит по ветру громадные средства? Прав ли тот, кто, желая сохранить деньги, сберечь человеческие судьбы, ратует за продолжение строительства гигантского завода, устаревшего еще в проекте? Станем на позиции того морального конфликта, который открывает нам фильм. Разве Ниточкин, каким его играет Плотников, не отвечает на этот вопрос единственно возможным способом? Разве в ершистости, в напористости этого человека - только желание "протолкнуть" своей проект? Мы говорили о том, что академик Синцов из "9 дней одного года" - человеческий итог революции. Скажем то же об инженере Ниточкине. Этот неустанно работающий мозг, эта страстность человека, прошедшего вместе со страной труднейший путь, - разве позволят они усомниться в том, что Ниточкину небезразличны судьбы людей, судьбы громсдных материальных средств? Плотников играет человека, который прожил нелегкую жизнь, привык жертвовать многим, сам работает на износ и требует от всех и каждого чувства ответственности перед завтрашним днем. И нет здесь наивно-декларативного призыва подтянуть пояса во имя завтра. Есть деловая целеустремленность человека, который не может не мыслить по-государственному, который именно так, а не иначе, видит государственный подход к делу. Идет спор, идет живая жизнь, сталкиваются точки зрения, и человек бескомпромиссно, всего себя отдавая, борется. Борется - и живет. Покупает смешные подарки родственникам. Обижается. Кого-то раздражает. На кого-то злится. Остается человеком, категорически не может стать винтиком, пусть даже интеллектуальным. Плотников разрушает схему, согласно которой интеллигентность героя прямо пропорциональна числу решенных или поставленных на экране проблем. Плотников утверждает интеллигентность, овеществленную в действии, . в деянии - ума, рук, души. За эту роль Плотников получил премию на Всесоюзном фестивале в Ленинграде, получил премию в Карловых Варах. Иные критики за рубежом готовы были свести фильм к чистой публицистике, не увидев в нем высокого художественного заряда. По этому поводу произносилось много интеллигентных слов. Очевидно, интеллигентность бывает разная. Думается, будущее - за той, которая представлена удивительной фигурбй инженера Ниточкина. В. Кисунько
|
|
||||||||