Стево Жигон. "Монолог о театре". Аркадина

Перед началом треплевского спектакля происходит весьма многоплановая сцена. Я думаю, даже Чехов не использовал ее в полной мере. Впрочем, он ее использовал по-своему, чересчур утонченно и изысканно. Аркадина приходит с Тригориным и остальными посмотреть спектакль сына и вдруг, как мать Гамлета, театрально подлетает к нему с криком: "О, сын мой!" Треплев принимает эту ее игру. Продолжая словами Гамлета диалог о короле, он на самом деле (в моей постановке) изливает свою ярость к Тригорину и в то же время дает Аркадиной возможность щедро рассыпать по лужайке свой несомненный талант, произнося больше текста Шекспира, чем это предвидел Чехов. Я думаю, что Аркадина очень талантливая актриса. Такой знаменитый писатель, как Тригорин, не взял бы себе в любовницы просто какую-то актрису. Кроме того, и сам Треплев говорит, что в ее салоне собирались "сплошь все знаменитости". Вероятно, в этом самом салоне он и заработал комплекс неполноценности, чего его мать, пребывая в эйфории, к сожалению, не могла заметить. Ее рассказы об аплодисментах, цветах и овациях подлинны. Публика ее действительно обожает. В одной из сцен она хвастается, что студенты подарили ей корзины цветов и брошь. Значит, молодежь любит ее, а если это так, то она не может быть просто растратившей себя провинциальной дивой.

Треплев разговаривает с (Зориным о своей матери, и его замечания о ней весьма остроумны. Рассказывая о матери, он не щадит и себя. Но здесь есть нечто, свидетельствующее о том, что и великий писатель-реформатор мог незаметно пойти против смысла своей собственной реформы. Например, Треплев Сорину, брату своей матери, рассказывает кроме прочего и о том, что его мать суеверна! Сразу приходит в голову, что Сорину это известно лучше, чем Треплеву. Точно так же и рассуждения Треплева о жадности матери теряют всякий смысл, так как Сорин знал об этом еще до рождения Треплева. Значит, Чехов, не принимая во внимание логику, позволяет Треплеву рассказывать Сорину то, о чем тот и так знает, и все это говорится только на публику.

Чтобы в такой ситуации выглядеть убедительно, актер, играющий Треплева, должен сыграть это "сообщение для публики" так, будто впервые сам себе хочет объяснить характер своей матери. Нужно играть сына, который знает, что он не откроет брату своей матери ничего нового о ней, но рассказывает лишь для того, чтобы дядя понял: он не так наивен и знает свою мать. Чехов действительно хитро использует трюк, введенный в моду еще во времена Мольера. Актеры тогда часто сообщали некоторые сведения, которые партнер якобы не слышал, но зато их слышала публика. Это и сейчас называется речью "а парте". Чехов, желая избежать "а парте", превращает ее в диалог, в котором сын убеждает брата матери в том, что брату, как мы говорили, и без того известно.

Тригорин время от времени записывает в свою книжечку некоторые заметки, детали, события, как основу, которую, возможно, использует в своих будущих рассказах. То, что он записывает, он одновременно и произносит. И таким образом публика узнает некоторые факты весьма "оправданным" способом. Это, возможно, и хитро, но не для всех. Сейчас образованный человек не произносит вслух то, что пишет. Это делают разве только первоклассники, когда учатся писать, да старые люди, не привыкшие к письму. Чтобы уйти от этого чеховского достаточно наивного сокрытия "а парте", я всегда старался поставить правдоподобную мизансцену, когда его записи читает кто-то другой. Первый раз это делает Нина. Она подкрадывается из-за косогора и, пока Тригорин складывает свои рыболовные принадлежности, а книжечку оставляет в стороне, кокетливо читает последнюю запись. Это также и способ, которым Нина достаточно искусно знакомится со знаменитым писателем. Во второй раз, в конце второго действия, Тригорин забывает книжечку на столе, когда Аркадина зовет его в дом. Нина, уходя, замечает книжечку, возвращается и читает из нее как раз ту заметку, где говорится о том, что у озера жила девушка, красивая девушка, что пришел человек и убил чайку. Третий раз я использовал эту книжечку таким образом, что предложил Маше, чтобы, разговаривая с ним, она просто заставила Тригорина записать в эту свою книжечку что нибудь о ней. И Тригорин, действительно, записывает, что она выйдет замуж за Медведенко, так как он ее любит... Тут его снова зовет Аркадина, и Тригорин снова забывает книжечку на скамейке, а Маша остается одна и догадывается записать то, что она в драме говорит: "Маша, неизвестно для чего живущая на этом свете".

Таким образом, использование этой книжечки не обязывает Тригорина произносить то, что он пишет, как это делают малообразованные люди, и в то же время дает шанс Нине и Маше использовать богатые артистические возможности.

Привожу этот пример, чтобы показать, как реформы реформаторов очень часто лишь внешне выглядят иначе, и что режиссер, если не будет внимателен, легко может не сделать того, что является его обязанностью: скрыть сознательную или бессознательную непоследовательность великого писателя.

Аркадина после провала треплевского представления говорит Нине: "Вы обязаны поступить на сцену!", а Нина отвечает: "О, это моя мечта!" Я советовал Аркадиной, которая уже обернулась к Тригорину, чтобы познакомить его с Ниной, не делать этого, а переспросить Нину, как бы застигнутую врасплох: "Что вы сказали?" Когда Нина повторит то, что она только что сказала, она даст возможность Аркадиной на мгновение вспомнить, как и она когда-то давно говорила нечто похожее, вспомнить, как дорого она заплатила за эту "мечту", как тяжек был путь к славе, и на мгновение усомниться, стоило ли.

То же содержание имеет уже упомянутая сцена из четвертого действия, когда Аркадина искренне расчувствуется по поводу Машиной беременности, прислонившись щекой к ее животу и прислушиваясь к биению новой жизни в утробе молодой женщины. И здесь она имеет возможность выразить свою боль, что ее актерская профессия сломала ее семейную жизнь. (Кстати, и Тригорин во втором действии говорит, что необходимость писать съедает его собственную жизнь.) Во втором действии есть реплика, которую переводчик перевел слишком поверхностно, чем полностью утратил ее очень важный, а для характера Аркадиной очень выразительный смысл. Она говорит: "Хорошо с вами... но... сидеть у себя в номере и учить роль - куда лучше!" "Номер" по-русски означает здесь "комната в гостинице". Переводчик же перевел: "сидеть в своей комнате". Это ошибка с далеко идущими последствиями. Арка-дина, гастролируя в разных городах, в холодных, грязных гостиничных номерах учит роли либо для следующих спектаклей, либо для следующей премьеры. Из перевода же следует, что даже разучивание роли лучше разговора с ними. А это означало бы, что Аркадина не любит учить роли. Но в пьесе все указывает на то (и это для понимания общего смысла комедии важно), что Аркадина как раз любит разучивать роли. Ее профессиональная дисциплина весьма наглядно демонстрирует дилетантство Треплева. Она ответственно, профессионально относится к своему искусству, как всякий талантливый художник.

Чтобы подчеркнуть ее профессиональное отношение к своему искусству, я вначале второго действия предлагаю мизансцену: Аркадина появляется, освеженная утренним плаванием в озере, и делает разные физические упражнения, а также упражнения для дыхания и дикции, и это дополнительно убеждает нас в том, что эта женщина действительно серьезно относится к своему искусству. Да и конец третьего действия поставлен так, чтобы выделить Аркадину как ответственную и страстную актрису. У Чехова отъезд господ в город описан, так сказать, "ритуально": слуги строятся, Аркадина прощается со всеми по очереди за руку, каждому что-то говорит, не торопясь, традиционно по-помещичьи. В нашем спектакле Аркадина в меланхолическом женском танце среди стволов деревьев после "победы" над тригоринским увлечением Ниной Заречной вдруг видит своего управляющего имением и, как бы проснувшись, слышит его слова "Опоздаете на поезд..." (которые я дописал), после чего она вздрагивает. Затем все происходит в столкновениях, поисках, забывчивости, смущении, впопыхах. Вместо традиционного прощания - суматоха, так как Аркадина боится опоздать на поезд и пропустить свой спектакль. Даже сцена прощания Тригорина с Ниной с его вероломным предложением встретиться в Москве происходит во всеобщем замешательстве.

Кроме разучивания роли в номере, у Чехова ничего этого нет: ни реакции на реплику Нины, что поступить на сцену - ее мечта, ни переживаний, пока она слушает биение сердца Машиною ребенка, ни утренней гимнастики, ни паники, что она опоздает на спектакль. Собственно, у Чехова в четвертом действии Маша вообще не беременна. Значит, все это устроено для того, чтобы исполнительнице было легче придать образу Аркадиной черты талантливой актрисы.

Постепенно образуется основной квадрат персонажей, которые являются творческими личностями или стремятся к этому: Тригорин - Аркадина, Треплев - Заречная. Мы уже знаем, что Тригорин - знаменитый на всю Россию писатель. Думаю, в его биографии много сходства с биографией самого Чехова. Чехов часто говорил о своем сочинительстве с пренебрежением, и женат он был на актрисе Книппер-Чеховой, которая во всем была похожа на Аркадину. То, что Аркадина, вероятно бессознательно, непосредственно перед началом представления, написанного ее сыном, и в котором выступает сельская актриса-дилетантка, виртуозно отыгрывает несколько реплик из "Гамлета", показывая свое мастерство, лишь говорит о том, что она занята только собой, что так типично для творческих личностей, а особенно для актеров. Само представление еще и не начиналось, а уже прозвучали громкие аплодисменты, те самые аплодисменты, которые на самом деле следовало приберечь для бедной Нины Заречной. Мелкая женская подлость актрисы, укус змеи, которого не чувствуешь, но следы зубов остаются. Вероятно, этот ее поступок следует рассматривать и как первый знак ревности: Аркадина, естественно, не могла не заметить страстных взглядов, которые Тригорин бросает на Нину.

Библиотека » Стево Жигон. "Монолог о театре"