Пушкин. Киносценарий. Глава 3

- У нас в Дерпте многие уверены, что вы привлечены к следствию.

Выйдя из ласковых вод Сороти, Языков припал своим могучим мокрым телом к песку подле Пушкина.

- И немудрено. - Заломив руки за голову, Пушкин лежал, глядя в лазурное небо, украшенное редкими кучерявыми облаками. - Ведь я был в связи почти со всеми заговорщиками... со многими переписывался. Смотрите, Николай Михалыч, небо простоквашею... Если бы я был потребован комиссией, я бы, конечно, оправдался, но меня до сих пор не призвали. Может, решили, не заводя нового дела, продлить ссылку мою до бесконечности. Дурно, дурно, брат...

Пушкин прислушался: девки на берегу полоскали белье, пели протяжную, печальную песню. "Не женись ты, добрый молодец, а на те деньги коня купи..." - запевал необыкновенно красивый, проникающий в душу женский голос.

Послушав немного. Языков продолжил прерванный разговор:

- Говорят, все заговорщики состояли в тайном обществе?

- Нынче снова мода на масонов. Мне жаль друзей моих, которые дали себя обмануть и затащить в эту грязь.

- Но их призывы к свободе, братству, равенству...

- Сказки! - отрезал Александр Сергеевич. - Красивые сказки, коими и меня соблазнили. Разве вы не знаете, что все филантропические и гуманитарные общества, даже и самое масонство получили от Адама Вейсгаупта направление, подозрительное и враждебное государственным порядкам? Их цель - разрушение государства российского. Я всегда был противником тайных обществ и заговоров. Эти общества - крысоловки, а заговоры похожи на те скороспелые плоды, которые губят дерево, поглощая его соки.

Два мерных чугунных удара, раздавшись наверху, в усадьбе Тригорское, поплыли над Соротью. Пушкин блаженно улыбнулся, потягиваясь всем телом.

- Я голоден, а потому хандрив. А? Каково словечко? - Он засмеялся, хлопнул в ладоши. - Господа, пора обедать: в митрополии звонят.

Вскочил и, выделывая ногами кренделя, с разбегу плюхнулся в Сороть. Языков, насколько ему позволяла его комплекция, повторил эти кренделя и, взметая брызги, кувыркнулся в реку...

А потом наперегонки они галопировали на своих конях вверх по дороге, к Михайловскому, и Пушкин, легко держа повод левой рукой, жестикулировал правой, кричал что-то Языкову и окружающему миру.

У дома Языков осадил коня, спешился и вслед за Александром Сергеевичем вошел в дверь.

В светлой горнице под присмотром Арины Родионовны несколько девушек занимались рукоделием, пели. Завидя гостя, которого барин ввел в горницу, девушки сбились и замолчали.

- Пойте, девки, пойте, - ободрил их хозяин. - Знакомься, нянюшка: Николай Михайлович Языков - певец русской Музы, мой друг... и моя надежда.

Неуклюже помявшись, Языков широко улыбнулся и, склонившись, поцеловал руку Арине Родионовне.

- Что ты, свет-батюшка... что ты... - смутилась няня, пряча свои морщинистые руки.

- Девицы-красавицы! Нравится вам сей Добрыня Никитич?

Вопрос барина смутил девушек: кто захихикал, кто спрятался за рукоделием...

Потеряв Пушкина в толчее святогорской ярмарки, Языков пробирался сквозь пеструю толпу, ища глазами друга. Он нашел Александра Сергеевича у монастырских ворот, на паперти, сидящим среди нищих. Ворот его красной домотканой рубахи был расстегнут, глаза закрыты: он самозабвенно пел со старцами и убогими "Лазаря", а прохожие бросали монеты в шапку у ног Пушкина. Открыв глаза и увидев удивленного Языкова, Александр Сергеевич поднялся, бросил в шапку свою лепту и, поигрывая тяжелой железной палкой, направился к другу.

- Ого, какая тяжелая, - взвешивая палку в руке, сказал Языков.

- Для твердости руки: чтоб не дрогнула, если придется стреляться.

...В храме было многолюдно, торжественно. Слаженно пел хор. Среди молящихся - Языков. Пушкин протиснулся к нему и, поставив свою свечу перед иконой Спасителя, стал рядом. В это время люди стали опускаться на колени. Опустились и Пушкин с Языковым. И все вокруг перестало разом существовать для них; были в храме только они, высокие голоса хора, скорбные глаза Богоматери, прижимающей к груди младенца, и молитва священника: "Господи и Владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему. Ей, Господи Царю, даруй ми зрети мои прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь..."

Из банного пара в сенцы выплыла раскрасневшаяся, дымящаяся фигура Языкова в простыне, словно в тоге.

- Не угодно ли сбитня? Свежайший, - предложил Пушкин, лежавший на лавке и что-то записывавший в толстую тетрадь, разукрашенную таинственными знаками. - Вон кувшин принесли, угощайтесь.

- С наслаждением, Александр Сергеевич.

- Зачем нам чай, - сказал Пушкин, положив тетрадь на стол, - вот наш национальный напиток.

Опрокинув в себя кружку сбитня, Языков перевел дух и, разглядывая тетрадь, усмехнулся:

- Какие знаки затейливые...

- Мое масонское наследство, от кишиневских "братьев"... Жаль выбрасывать: бумага хороша.

Постучавшись, в дверь просунулся Никита. Таинственно сообщил:

- Из Жадриц свояк приехал. Говорит, к барину его странный гость пожаловал из Петербурга. Про вас все расспрашивал. А барин жаловался ему на вас, будто вы приказали человеку своему лошадь отпустить одну. Мол, всякое животное имеет право на свободу.

Языков рассмеялся, но, видя, что Пушкин даже не улыбнулся, спросил его:

- И кто же этот ваш сосед?

- Павел Сергеевич Пущин, начальник кишиневской ложи. - Кивнув на тетрадь, Александр Сергеевич усмехнулся. - Это его подарок. Он и принимал меня тогда... Иуда... Прости меня, Господи.

Библиотека » Николай Бурляев, Владимир Орлов. "Пушкин". Киносценарий