Встречи с Владимиром Высоцким

В моей памяти существуют два образа Владимира Высоцкого. Один - знаменитый бард, владевший всенародным эфиром почти два десятка лет, поэт-гражданин, "грудью шедший вперед", человек, все более становящийся легендой. Второй, а по времени знакомства -первый - образ более скромный, человеческий, теплый, сотканный из плоти и крови, образ Владимира Высоцкого из 1960 года.

Тогда, в теплое солнечное лето шли пробы на фильм "Иваново детство". А.Тарковский пригласил попробоваться на роль капитана Холина молодого артиста Театра им. А.С. Пушкина, мало кому тогда известного Владимира Высоцкого. Распространение его песен и слава были еще впереди.

Мы познакомились на Мосфильме в группе Тарковского. Сблизились в репетициях и на съемочной площадке. Время стерло детали, подробности, оставило лишь основное: образ серьезного, профессионального, самозабвенно относящегося к делу артиста. Партнерский контакт установился мгновенно: мосты между нами навел, на правах старшего, Владимир. Оба мы были в равно-шатком положении, в которое ставит актеров унизительная процедура кинопроб: мы оба не знали, утвердит ли нас Тарковский или нет. К концу кинопроб мы с Владимиром стали друзьями. Вместе разгримировались, поливая друг друга теплой водой; вместе переоделись в костюмерной в свои одежды, вышли за ворота студии.

День был солнечный, всего 4-5 часов по полудню. В нас обоих еще не остыл эмоциональный, творческий накал.

- Поедем в сад "Эрмитаж", - предложил мой партнер.

- Поедем.

По тексту кинопроб мы обращались друг к другу на "ты", и это само собой перетекло за пределы кадра. Из-за своей отроческой застенчивости я трудно сходился с окружающими, но с Владимиром сошелся с разлета, словно всегда знал этого доброжелательного, внимательного, простого человека.

Я не могу вспомнить, о чем мы говорили, гуляя по саду. Помню лишь, что мой новый друг заинтересованно расспрашивал меня о моей жизни, помню его внимательное, уважительное отношение ко мне.

Мы присели за столик в открытом кафе. Володя купил мороженого, открыл бутылку шампанского, и мы отпраздновали наше знакомство. Я чувствовал себя совсем взрослым, хотя мне было всего 14 лет. Я обрел старшего друга. Володя часто брал меня с собой в Театр Пушкина на спектакли, в которых он был занят. Сидя в зале, а иногда даже за кулисами, я с волнением ожидал кратких, эпизодических появлений на сцене моего друга, и мне казалось, что друг мой играет лучше всех. В театр Володя водил меня через служебной вход, на правах "младшего брата". Он знакомил меня с таинственной сумеречной жизнью кулис. Пока мой друг готовился к спектаклю: одевался и гримировался, я сидел в его гримуборной еле дыша и впитывал процесс приготовлений, слушал разговоры Володи и его партнеров.

Осенью нашим встречам с моим другом положил конец мой отъезд из Москвы в киноэкспедицию с группой "Иваново детство". Вместо Володи на роль капитана Холина А. Тарковский утвердил актера Валентина Зубкова.

Так закончился первый период знакомства с В.Высоцким - период, сформировавший и определивший наши отношения на два десятилетия.

И сегодня, вспоминая Высоцкого, я вижу прежде всего его образ 1960-х годов: образ молодого, обаятельного парня с хрипловатым голосом, так странно сочетавшимся с теплыми, ласковыми глазами, с его сердечностью и простотой. Внимательный, заботливый, интеллигентный, даже немного стеснительный в дружбе. Я не могу вспомнить проявлений агрессивности к окружающим, напротив, помню лишь предельную доброжелательность Владимира к людям.

Вскоре имя Высоцкого стало частенько произноситься в различных компаниях. В осенние киноэкспедиционные вечера, в каневской гостинице над Днепром, Андрей Тарковский и Андрей Кончаловский пели под гитару песни начинавших заявлять о себе В.Высоцкого, Б.Окуджавы, Геннадия Шпаликова. Имя Высоцкого вместе с записями его песен широко разносилось по стране. Долгое время я не мог поверить, что автор этих лихих песен - мой друг Володя. Я не мог увязать воедино образ нежного человека с необузданным, неистовым темпераментом, взрывающим его песни.

Прошло несколько лет, на протяжении которых мы ни разу не встречались. Владимир Высоцкий становился кумиром публики, стал ведущим артистом в Театре на Таганке, его песни звучали всюду, где имелись магнитофоны, он женился на Марине Влади.

Наконец наши кинематографические тропы пересеклись на съемках фильма "Служили два товарища". Владимир играл в картине одну из главных ролей поручика Брусенцова. Меня пригласили на крохотный эпизодик прапорщика Лукашевича, которого по ходу действия убивает герой Высоцкого. В съемочной суете общение наше вышло беглым и поверхностным. Мы вместе облачались в костюмерной в белогвардейские мундиры; гримировались в соседних креслах, переговариваясь о чем-то незначительном. Окруженные посторонними людьми, мы не могли начать сближение. И в сцене мы были разведены по разным концам комнаты, не сходились ближе чем на расстояние пистолетного выстрела. Во втором кадре я уже лежал на полу, изображая труп, а Высоцкий произносил надо мною какие-то фразы. Мое краткое участие в этой картине завершилось. Съемочный водоворот повлек Высоцкого к следующему кадру. Второпях простившись, мы договорились, что я приду к Володе в театр на его "Гамлета".

Вскоре мы созвонились, договорились встретиться за полчаса до начала спектакля. И снова поражая меня своей простотой, пунктуальностью и внимательностью, Владимир, уже знаменитый на всю страну как бард и киноактер, ровно в условленное время вышел ко мне из дверей служебного входа и на глазах взирающей на него толпы протянул мне билеты в первый ряд. Помню, что от спектакля я остался не в восторге, покинул зал с ощущением поверхностного прочтения театром Шекспира, казалось, что все игралось актерами "мимо текста": пробегалось, пробалтывалось. По окончании спектакля я не стал впопыхах говорить Владимиру о своем впечатлении, поблагодарил его и мы договорились созвониться, встретиться и поговорить подробнее.

Наша следующая, неожиданная встреча произошла не так скоро. Это случилось в гостях у художника Бориса Мессерера и Беллы Ахмадулиной. Переступив порог, я увидел сидящих за столом Володю и его жену Марину Влади. Это был единственный раз, когда мне довелось видеть их вместе. Знакомя нас с Мариной, Владимир нашел в мой адрес какие-то сердечные слова, обнаруживающие сохранность в его душе прежнего теплого отношения ко мне. Дорогой для меня миг, подтверждавший неизменность нежной сути моего "старого друга".

В мастерской было много гостей. На протяжении всего вечера нам так и не удалось сблизиться еще раз, снова не удалось поговорить. Я издали с интересом наблюдал за Володей, пытаясь уяснить, каков же он в нынешних "предлагаемых обстоятельствах", и находил его прежним: естественным, простым; да разве что более тихим, скромным, возвышенным. Владимир не думал брать в руки гитару, и никто не смел ему этого предложить. Во весь вечер он, кажется, так и не отошел от своей жены: сидел подле нее, говорил с ней, отвечал на вопросы обращавшихся к нему.

И снова мы расстались на несколько лет. Наши судьбы текли по разным руслам: мы жили в одном городе, в одном кинотеатральном мире и не могли соприкоснуться. Слава Высоцкого крепла год от года, но крепла и опала на непокорного поэта. Не раз я слышал, что Володю не утвердили то на одну, то на другую роль. Груз внешних обстоятельств давил все сильнее, но Владимир не отступал от своего лица, продолжал грудью идти вперед, бесстрашно возделывать свою целину.

Жизнь столкнула нас еще раз. В "Маленьких трагедиях" мы снимались в двух разных новеллах: Володя играл Дона Гуано, я - Альбера в "Скупом рыцаре". И все же дороги наши пересеклись. Как и много лет назад, мы вместе вышли за ворота студии. День был непогожий, время приближалось к полуночи. Володя предложил подвезти меня до дома. Мы сели в его красивую французскую машину с дипломатическим номером и помчались по ночной Москве. Какое-то время ехали молча. Боялись нарушить тишину незначительностью вопросов. Молча изучали, разведывали друг друга; нащупывали под наносной шелухой "имиджа" сокровенное человеческое существо. Комфортабельная машина, дубленка, громкое имя, известное не только у нас в стране... Оболочка... "А что там, внутри?.. Каким ты стал за эти годы?.." Мы оба, кажется, искали ответа на эти вопросы. Именно это пытливое молчание приносило нам ответ. Не было поверхностных фраз, болтовни, элитарной пошлости, выпячивания своего "я", всего того, чем грешит современный "творческий мир". Володя был прежним: доброжелательным, деликатным, нежным человеком. Цинизм товарно-денежного бытия никак не коснулся его души.

Беседа завязалась сама собой. Мы начали говорить о чем-то, самом важном для нас. В память врезались слова Владимира:

- Сейчас приеду домой и буду писать. Это - как закон: в каком бы состоянии я ни был, как бы ни устал - я должен написать три песни.

Мы тепло простились. Договорились о скорой встрече, когда, наконец, мы сможем обо всем поговорить.

Больше увидеться нам было не суждено.

Библиотека » Н.Бурляев. "Я помолюсь за вас, чтоб вас Всевышний спас"