Всеволод Мейерхольд

18 февраля 1964 года в Центральном Доме работников искусств состоялся вечер, посвященный 90-летию со дня рождения Вс.Э. Мейерхольда. Открыл вечер М.И. Царев, одним из выступавших был П.А. Марков. «Постоянно неудовлетворенный собой, — сказал Павел Александрович, — саркастический, в то же время глубоко лирический, это был человек необыкновенных противоречий и мощного таланта». Не было человека, который мог бы спокойно относиться к Мейерхольду. Его могли признавать или не признавать. Но он сам никогда не был равнодушным и к нему нельзя было относиться равнодушно...
На том памятном вечере выступили также: Р.Н. Симонов, Н.В. Петров, М.М. Штраух, Л.Н. Свердлин, М.И. Жаров, Л.В. Варпаховский, С.И. Юткевич, В.С. Давыдов. Тепло встретили деятели искусств выступление Ильи Григорьевича Эренбурга. Речь его приводится с некоторыми сокращениями по неопубликованной и неправленой стенограмме (хранится в архиве ЦДРИ).

«Он был человек вдохновения»

Когда мы прошли за кулисы, до того как поднялся занавес, я увидел портрет Всеволода Эмильевича. И должен сказать, что он мне по душе. Это, по-моему, начало 20-х годов. Всеволод Эмильевич слушает. Он еще молод, и он слушает то, что говорят в день его 90-летия. И его молодость состоит в том, что в 90 лет он еще встречает необходимость возражений и отпора.

Слушая выступления, я думал об одном: я часто завидовал актерам. У актера есть возможность на сцене овладеть сердцем зрителя, а вот литератор никогда не видит своего читателя.

В руках актера — человеческий мозг. Но есть все же одно трагическое но в театре. Я могу прочесть относительно Тальма, я знаю о нем по рассказам, знаю и смутно вспоминаю, как подростком я видел Дузе, видел Блока, Бабеля. Обо всем этом можно почитать. А тот, кто не видел игры Мейерхольда, — тот только может слушать споры старых людей о том, какой театр условный, какой реалистический и кем был Мейерхольд...

Выросло новое поколение, для которого это — хорошая или дурная легенда, в зависимости от того, кто именно рассказывает о нем...

Когда я вижу постановки Вилара, когда говорят о его необыкновенном занавесе, когда приезжает любой театр с Запада к нам, как у нас удивляются и восхищаются. А ведь они многое взяли у нас!

Есть много людей, которые видели спектакли Мейерхольда. Можно сказать о том, что Мейерхольд исказил Гоголя. Я боготворю Гоголя. И для меня «Ревизор», который я видел много раз, мне больше понятен в постановке Мейерхольда. Он помог мне больше понять его.

Тут читали письмо Мейерхольда к Станиславскому. Есть и обратное письмо Станиславского к Мейерхольду. Я помню, как я был у Мейерхольда и ему звонил Станиславский. Я слышал только то, что говорил Мейерхольд...

После прочтения письма Всеволода Эмильевича к Станиславскому, мне хочется повернуться к портрету Всеволода Эмильевича и сказать, обращаясь к нему, потому что сегодня его день рождения, когда впервые после долгих лет мы собрались для того, чтобы почтить гордость русского театра. Ведь это правда, это его 90-летие.

Когда-то мама учила меня, что в такие дни надо проявлять особое уважение и любовь к человеку. Как же не повернуться к нему и не сказать, что я ему многим обязан.

В искусстве есть множество точек зрения. И бывает так, когда различные точки зрения высказывают в одной и той же аудитории...

Я никому своих мнений не навязываю. Мне только хочется повернуться к нему и поблагодарить за спектакли Гоголя и Грибоедова, поблагодарить его за все то, что он сделал в искусстве.

П.П. Кончаловский написал замечательный портрет той эпохи — «Мейерхольд против Мейерхольда» — это один из его лучших портретов. Многие из вас его теперь видели на выставке после сметри Кон-чаловского.

У искусства есть свой язык. Можно спросить — условный ли язык, когда актер пьет на сцене, делая вид, что пьет, или он должен при этом действительно пить и пить такой напиток, чтобы все знали, что это — водка, чай или кофе. Это вопросы различного вкуса и толкования. Все они законные, все они существуют.

Когда играл Садовский в Малом театре, я восхищался. Такого же мнения придерживался и Мейерхольд. В этом плане у Мейерхольда не было нетерпимости.

Он был абсолютно нетерпим в порядке вдохновения, он был человек вдохновения, был одержим как художник. Я был свидетелем того, как он репетировал. И видел, как он вдруг прорывался и показывал актеру совершенно изумительные вещи. Это был тот изумительный актер, который жил в нем. Это было совершенно необычайное зрелище.

Мейерхольд мечтал поставить «Гамлета». Это было в его последние годы. Он говорил о том, что «Гамлет» может выразить все, играть его так, чтобы он заменил все. Это было исступление.

Много задуманных спектаклей Мейерхольд не поставил, но он оставил большое количество рукописей. Будем надеяться на то, что члены Комиссии по литературному наследию помогут выйти книгам, которые покажут самого Мейерхольда, которого нам надо показать молодежи. Пусть наш живой театр пополнится мыслями Мейерхольда, который был мыслителем. Это не был такой актер, который поражал, а потом погасал. Нет, он мучительно думал над проблемами искусства до последних дней.

Это был добрый человек, полный огромного благородства, а это не частая вещь, это не валяется на улице. Это то, что необходимо большому художнику, которому не подходят расчеты и коварство. Большой художник — это чистый, честный и благородный человек. Таким и был Мейерхольд.

Я так рад, что дожил до сегодняшнего вечера. Я рад тому, что у нас в Доме встал почетный председатель М.И. Царев и сказал: «Вечер, посвященный 90-летию народного артиста РСФСР Всеволода Эмильевича Мейерхольда, считаю открытым». Какое счастье дожить до этого! Открывается зал, приходит зритель и критикует и восхищается Мейерхольдом. В этом молодость искусства.

Илья Эренбург

Статьи » Всеволод Мейерхольд